Аркадий Филев - Горизонты

Рассказов о нашей жизни в деревне в роли «шкрабов» у нас было много, особенно у Феди-Феди. Он хвалился, что жил там припеваючи, времени свободного было — «во!», и поднимал большой палец, питался — «во!», веселился — «во!»…

Он доставал из кармана массивные часы, открывал ногтем крышку и, показывая карточку, спрашивал:

— А кто это тут? А это девушка Галя. Видите, какие брови… И хитра, плутовка, завлекательна, — и, захлопывая крышку часов, опускал их на цепочке в карман. — Кончу, поеду туда…

Федя-Федя за практику сильно изменился. Веселость его неожиданно сменилась озабоченностью. Он часто бегал к техникумскому почтовому ящику, где по буквенным ячейкам раскладывались наши письма. Он получал письма каждую неделю. И все писала ему Галя. Начинала она каждый раз несколько высокопарно: «Здравствуй, высокочтимый Федор Федорович! Пишет вам известная…», и дальше шло подробное описание дел и событий, которые произошли в их хозяйстве.

— Хорошая будет у тебя хозяйка, — слушая Федю-Федю, говорили мы. — Будешь жить, как у Христа за пазухой.

Как-то Федя-Федя сообщил, что внизу меня ожидает, какой-то молодой человек. Я быстро сбежал по лестнице и сразу угадал в объятия Романа Федоровича.

— Чертушка… И не пишет, — упрекнул меня Роман.

— На практике был. Закрутился.

— Не женился еще?

— Сначала женим вот нашего Федора Федоровича, — кивнул я в сторону почтового ящика, у которого стоял Федя-Федя. — Женим его и посмотрим, что из этого получится. Ну, а ты как?

— Уезжаю вот на учебу… В Ленинград.

— Молодец, Роман, — одобрительно хлопнув его по плечу, сказал я. — Лодейка-то как без тебя?

— Проживут. Нового пошлют. А я в хирургию…

Спустя недели две ко мне подошел Гриша Бушмакин и сунул в руки газету:

— Читай! Началась нешуточная заварушка…

В газете сообщалось, что 27 февраля 1933 года в Берлине было подожжено здание рейхстага. Тогда этому факту многие не придали особого значения. Это, мол, дело самих немцев, подожгли, пусть сами и тушат. Но пожар разгорался, огненные языки прорывались все дальше и дальше, воровски переползали чужие границы. Кто из нас мог тогда подумать, что через каких-нибудь семь-восемь лет пожар заполыхает у наших очагов…

Каждый год наш военрук проводил с выпускниками военные игры. Дошла очередь и до нас. Три параллельных курса разделились на две группы: одна должна была наступать, другая — обороняться. Я попал в «наступающих» и радовался. Какой интерес сидеть в обороне! Километров десять мы «гнали противника». Мы бежали лесом и не видели никого. И только хотели сделать привал, как узнали, что «противник» захватил нашу «разведку», и мы, главные силы, начали отходить. Но тут справа и слева заговорили трещотки — «орудия противника», и «противник», расстроив наши ряды, смял нас.

За всю игру я не видел Феди-Феди. Он был в разведке и, должно, попал в руки противника. Как потом выяснилось, он пытался оказать отчаянное сопротивление. Федя-Федя имел горячий, неуемный характер и никак не хотел сдаваться добровольно. Тут его стали брать силой, сорвали с него красную повязку, а самого посадили в попавшуюся на пути угольную яму под охрану. Как только игра кончилась, Федю-Федю, вымазанного в саже, привели к военруку. Мы смеялись до упаду. Военрук Синицын хмурил брови. Собрав нас в кружок, строго сказал:

— Вот что, товарищи бойцы, учтите, мы живем в тревожное время. Вождь немецких коммунистов Тельман арестован, германская компартия запрещена. Фашизм расправляет щупальца. Надо всем нам быть начеку. Смех смехом, а Федя дрался, как подобает настоящему бойцу. В приказе ему будет объявлена благодарность.

Вот так Федя-Федя! Мы поздравляли его, как героя.

По возвращении в город нам разрешили два дня отдохнуть.

Только что прошел теплый дождик. Деревья распустили кроны, и, подставив солнцу свои листья, нежились в тепле. За оградой бурно цвела сирень. В саду слышались птичьи голоса. Я обошел безлюдный городской сад. Горожане еще заняты своими делами, они приходят сюда вечером — отдыхать и смотреть в летнем театре приезжих артистов. Выйдя из сада, я неожиданно встретил девушку с длинными русыми косами. После субботника я ее не встречал и сейчас обрадовался.

— Итак, она звалась Татьяной! — воскликнул я шутливо.

— Ну что ж, здравствуй, Николай, — спокойно ответила девушка.

— Уж добавляйте — Николка-паровоз. Вы что здесь делаете? — спросил я.

— А вы?

— Гуляю.

— Вот и я гуляю. Сирени-то сколько тут!

— Нарвать?

Я сломил несколько веточек и подал девушке. Не сговариваясь, мы пошли по направлению Земляного моста. Тротуар был дощатый, доски, вымытые дождем, блестели на солнце. Некоторое время мы шли молча, не зная, с чего начать и что говорить.

— Скоро покидаете нас?

— Да, — обрадовался я, что девушка первой нарушила наше молчание. — Разлетимся, как птенцы. Вам хорошо посмеиваться. Никуда вам не надо ехать. А нам вот… Наши счастливые денечки уже прошли.

— Что вы, Николай…

— Да, да, Татьяна, это верно. Вы сами потом оцените школьные годы.

Так мы незаметно дошли до Земляного моста, понаблюдали за рыбаком, таскавшим на удочку какую-то рыбешку. Свернув, пошли обратно. Я чувствовал себя стесненно. Мне казалось, что все на нас смотрят к шепчут: «Вот они…» Мне не хотелось встречать кого-нибудь из наших ребят. А может, они и проходили мимо, только я их не заметил, шел и прятал глаза, казалось, видел один вымытый тротуар. Хотя я чувствовал себя стесненно, но в то же время мне было хорошо, я рад был, что встретил эту девушку. Подойдя к саду, я сломил еще веточку сирени и подал ей.

— Спасибо, Николай…

— Пожалуйста, Татьяна… А дальше как?

— Ларина…

И оба мы весело засмеялись. Мы так и звали друг друга. Лишь через два года мы встретились в одной школе и разобрались, кого и как зовут, разобрались и остались вместе навсегда.

Вот и прошел выпускной вечер. Нас угостили хорошим ужином. Собрали всех в актовый зал. Выдали аттестаты зрелости. Учителя выступали с добрыми напутствиями. Потом мы водили хоровод, пели песни.

На другой день все получили направления, кому куда ехать. Нас с Гришей Бушмакиным направили в мои родные места. Там открывают новую семилетку. В этом году набирается пятый класс, на другой год появится и шестой. Так с ростом новой школы будем расти, и мы, думал я.

Мы позвонили в роно и узнали, что с пятыми классами в школе будут работать три учителя. Гриша Бушмакин поведет физику. Он же — заведующий школой. Мой первый учитель Михаил Рафаилович будет преподавать русский язык и математику. В прошлом году он работал в Осинов-городке, теперь его переводят в Шолгу. Ну а мне отдали все остальное — историю, обществоведение, географию. Я был очень рад, что еду на родину. Главное, будем вместе с Гришей, с Михаилом Рафаиловичем.