Арон Эрлих - Молодые люди

— Здравствуйте, ребятки.

Стараясь сдержать довольную улыбку, Лида прошла на середину комнаты, по пути расстегнула пальто; присаживаясь за стол, небрежным движением откинула полы в сторону, чтобы показать и клетчатую фасонистую юбку и блузку с чудным узорным воротником.

— Алеши еще не было?

— Неужели это ты?.. Ах, Лидка, черт бы тебя взял! — восхищенно воскликнул Вадим. — Ну, я не знаю… кажется, дай тебе веер в руки или какой-нибудь яркий цветок, ты моментально должна «Хабанеру» запеть, да с огоньком, с такой лихостью, что люди кругом с копыт долой начнут валиться… Честное слово!

Тут и Юра отвернулся от учебников в своем углу, залюбовался и он девушкой.

— Ну ладно, хватит тебе… Чей велосипед? — спросила Лида, чтобы поскорее переменить тему разговора.

— Мой, — покосившись в простенок с машиной, ответил Юра. — А почему тебя это вдруг заинтересовало?

— Твой?.. Нет, ничего, я просто так… Выходит, нынче у ребят такая всеобщая мода пошла — велосипедная. У китайцев даже вроде эпидемии получается, все покупать кинулись… — И немного спустя она прибавила: — Странно…

Это последнее ее замечание — «странно» — уже никакого отношения к велосипедам не имело. Она сказала «странно» и рассеянно улыбнулась тому, что все решительно говорят ей «ты» и она отвечает тем же, но с Алешей, именно с ним, она на «вы» даже и теперь, даже после того, что было под лестницей…

— Что ж тут странного? — возразил Юра. — Удобная вещь, а цена подходящая.

— Да, да, конечно, — согласилась она и вслух отметила номер жестяной регистрационной пластинки, прикрепленной позади седла: — Две тысячи сто двадцать два!

Она рассмеялась ходу собственных мыслей и тут же объяснила, почему ей стало смешно.

— У нас Тинка удивительно запоминает цифры. Мы как-то стояли с нею на крыльце, а мимо машина промчалась… Обыкновенная легковая, каких сотни бегают. Никого нельзя было рассмотреть — ни пассажиров, ни шофера. А она сразу, на номер глядя, говорит: «Горисполкома машина, председательница горсовета поехала». Так оно и оказалось.

— Алевтина ваша — ах, и штучка! — с уважением протянул Вадим. — Ух, и ловкая бабенка она, хваткая, беда! Она не только все кругом знает, но и все видит, на три метра под землей способна разглядеть, а не то что какие-нибудь цифры…

— Ну, мой номер запомнить нехитро, — заметил Юра. — Закрепись на цифре двадцать один — и все! К этому надо прибавить следующую по порядку цифру — двадцать два. Нет ничего проще. Ну, и в любой другой многосложной сумме всегда можно отыскать какую-нибудь особенность расположения или сочетания цифр. Мнемоника!.. Я тоже очень легко запоминаю десятки нужных мне номеров…

И вот уже Самохин, сам Юра Самохин придвинулся со своим табуретом поближе к девушке и наравне с пустомелей Вадимом начал болтать, что придется, лишь бы девушка слушала его и отвечала ему.

Когда пришёл Алеша, в комнате уже горячо разыгрывалась извечная комедия соперничества. Вадим пощипывал гитару, напевал лучшие отрывки из своих песен — самые трогательные или самые смешные, — а Юра налегал на науку и пошучивал над самодельным искусством. Чей выходил верх — установить было бы трудно. Черные смеющиеся глаза то забавлялись беспечной игрой ума пустенького, но веселого, то благодарно внимали высказываниям паренька строгого, солидного, знающего себе цену.

Сразу уловив все это, Алеша опять почувствовал на лице своем неудержимую самодовольную, глупую улыбку. Втайне рассердившись на себя, он совсем небрежно поздоровался с Лидой и потом много раз выходил из комнаты и возвращался, мылся под душем, брился, хотя в том не было прямой нужды, почему-то вздумал разгладить галстук, вовсе еще не измятый, и отправился к Анастасии Степановне занимать электрический утюг. Наконец со всеми приготовлениями было покончено, и он, укрывшись в комнате за дверцей стенного шкафа, стал переодеваться.

Лида терпеливо ждала, продолжая болтать с товарищами.

— А у нас сегодня Плужников, — сказала она, на мгновение оглянувшись, но, увидев из-под дверцы шкафа голые Алешины ноги, поспешно обернулась лицом снова к Юре Самохину. — Нет, правда, — уверяла она, — куда только этого Плужникова ни зовут — отказывается. А к нам в общежитие сразу согласился. Как раз сегодня!.. Алеша, — спросила она, закинув высоко голову и внимательно глядя в потолок, — может, вам интересно на Плужникова?

— Поговорим, — неопределенно откликнулся он.

Когда Алеша вышел из своего укрытия в синем костюме, в желтых ботинках, Лида оглядела его внимательно, нашла, что узел галстука слишком широк и взялась перевязывать заново.

Юра с этой минуты не сводил восхищенного и грустного взгляда с ее пальцев, делавших так ласково свое дело. А Вадим, укрывшись за спиной девушки, без обиняков с откровенной завистью подмигнул счастливцу. И как будто в Алеше таились две разные души, — одна оскорбилась, другая обрадовалась, — и опять, опять изнутри поднялась волна такого фатовского удовлетворения, что он испугался: вдруг заметят ребята!

Ни к какому Плужникову Алеша с Лидой не пошли, даже и разговора о том не было, а бродили они весь вечер по молодым бульварам из кленов — голых, мокрых и блестящих. Иногда присаживались отдохнуть на набухшие за зиму скамьи — и тогда замечали, что кое-где уже проступили первые травинки, острые, как будто особенной, еще небывало яркой и чистой окраски.

Был уже довольно поздний час, когда Лида, почувствовав на себе чей-то упорный и дерзкий взгляд, стыдливым движением высвободилась из затаенного, скрытого спинкой скамьи объятия Алеши.

— Глушков! — шепнула она.

Тогда и Алеша увидел — на противоположной стороне аллеи, несколько вбок, под самым фонарем, сидели Витька и с ним еще кто-то, совсем мальчишка, оба пьяные.

Кепка у Витьки повернута набок, совершенно как у того подонка, что некогда вырвал изо рта Алеши папиросу. Волосы над высоким взмокшим лбом спутаны, лицо воспалено, глаза блестят. А юный сосед его, переговариваясь, поминутно менялся в облике: то это был добрый и смущенный подросток, в нечаянном хмелю виновато улыбающийся старшему товарищу, то мгновенно свирепел, лицо его приобретало разбойные черты, дитя превращалось в хама.

— Пойдемте скорее отсюда, — рванулась Лида со скамьи, но Алеша твердо удержал ее.

— Ни за что. Пусть сам проваливает.

— Но… Посмотрите, какой у него взгляд!.. Честное слово, Алеша, я боюсь… Он с вами в одной комнате… Вдруг ночью когда-нибудь вы будете спать, а в это время он…

— Ерунда! — прервал он, усмехнувшись. — Подумаешь, Витьки Глушкова бояться!

Лида решительно отняла руку, которой вновь завладел Алеша, и, хмурясь, с непривычно раздраженным выражением лица пересела чуть ли не на край скамьи.