Наум Фогель - Главный врач

— Так вот, не будем философствовать. Это раздражает кошек.

— А у вас на душе пока спокойно?

— Нет, конечно. У нас еще есть и ненужная горячность, и несправедливость. И потом, не надо думать, что в обкоме сидят боги. Люди — они ведь могут и ошибиться. Но я верю в неодолимую силу правды… Так что давайте не предугадывать событий. Будем спокойно сидеть и ждать.

— Хорошо, будем сидеть и ждать, — согласилась Марина.

В половине десятого пришла Лидия Петровна. Она только закончила обход в отделении и решила зайти узнать, не вернулся ли Алексей Платонович. Ульян Денисович подвинулся, предлагая ей место рядом на диване.

— Давайте вместе ожидать. Они там, наверное, все еще заседают.

— А мы сейчас узнаем, — сказала Вербовая, подходя к телефону.

«Вот она сразу догадалась позвонить, — подумала Марина. — А я сижу здесь и мучаюсь. Ведь это так просто — снять трубку и спросить».

Из обкома сообщили, что заседание закончилось около получаса назад.

— Где же он может быть? — удивленно спросила Лидия Петровна, ни к кому не обращаясь. — От обкома до больницы всего восемь-десять минут езды. И трамваи ходят часто…

— Я, например, после собраний или совещаний люблю возвращаться пешком, — сказал Ульян Денисович, чтобы успокоить женщин.

«Я не должна была тут сидеть, — думала Марина. — Я должна была ждать его там, в скверике возле обкома».

Она чутко прислушивалась к шуму трамваев. Остановка была на углу соседнего квартала, и Марине хорошо было слышно, как приближался трамвай, останавливался, потом тяжело вздыхал, будто отдувался, и двигался дальше.

«Наверно, он приехал вот этим, — думала Марина. — Да, этим. Вот сейчас он переходит улицу. Идет по тротуару… Поворачивает за угол. Поднимается по лестнице…»

Но шагов не было слышно. Марина опять терзала себя за то, что сидит здесь, тогда как должна была ждать его там, в скверике возле обкома. Она посмотрела на часы. Скоро десять.

— Он вот-вот будет, — успокаивал Ульян Денисович. — Учтите, мое предчувствие еще никогда меня не подводило.

Алексей пришел в начале одиннадцатого.

— Где вы так поздно пропадали? — спросила Лидия Петровна.

— В буфете стоял, в очереди, — ответил Алексей.

— Ну, рассказывайте, — не терпелось Ульяну Денисовичу.

— Сейчас, только попрошу Архиповну, чтобы Ивана Ивановича вздула… Если б вы только знали, товарищи, какую я колбасу достал! Чайная, со слезой. Высший сорт!..

Он взял пакет и пошел на кухню.

Вербовая облегченно вздохнула.

— Я знала, что все кончится хорошо.

— А мне не нравится его веселое настроение, — уныло произнес Ульян Денисович. — Напускное все это…

Алексей вернулся.

— Рассказывайте! — уже строго обратился к нему Коваль.

— А что рассказывать? Решения по нашему вопросу не приняли. Отложили.

— Почему? — спросил Ульян Денисович.

— Шульгин, видите ли, настаивал на моем исключении из партии. Ну, по этому поводу мы с ним еще повоюем. Однако боюсь, что все выйдет так, как предсказывал Мильченко.

— Почему же вы радуетесь? — возмутился Ульян Денисович.

— А я другому радуюсь. Я за Лачугина радуюсь. Гордиенко сказал, что сам и завтра же займется делом дяди Саши. А Гордиенко — не краснобай с партийным билетом…

Последние слова Корепанова заглушил неистовый стук в дверь.

— Откройте! Скорее откройте!

— Это, кажется, Стельмах, — сказал Алексей и заторопился к двери.

Да, это был Стельмах, с искаженным лицом, окровавленными руками.

— Что случилось, Яша? — испуганно спросил Корепанов.

— Идемте, скорее идемте!.. Ее туда, к вам в операционную понесли…

— Да что случилось? Говори ты толком, — крепко встряхнул его за плечи Корепанов.

— Никишин… Люсю ножом… Идемте! Скорее идемте!..

Алексей освободился около полудня. До обеда можно посидеть в ординаторской, подумать. А подумать есть о чем. Люся до сих пор не пришла в себя. Выживет ли? Алексей перебрал в памяти все, что сделано. Нет, ничего не упущено. И как он мог, Никишин? Почему он потом схватил ее и притащил в больницу? Опомнился? Когда его арестовали, он растерянно озирался вокруг и твердил одно и то же: «Да вы что? Я же ее любил. И сейчас люблю… Она же замуж за моего лучшего дружка выходит. За Яшку Стельмаха. Свадьба послезавтра. Да вы что?» Михеева смотрела на него, бледная, со сжатыми губами. Потом, во время операции, она тоже не произнесла ни слова, подавала инструменты, как автомат… «И как он мог? — в который раз спрашивал себя Корепанов. — Что это, любовь? Но как можно ударить ножом любимую девушку?.. Нет, это не ревность. Это вино, алкогольный дурман… Правильно ли я поступил, что рассказал следователю все? Правильно! Я и так виноват. А если б можно было все повернуть, начать сначала, как бы я поступил? Ведь это очень важно — как бы я поступил! Все равно не выдал бы его. Почему? Потому что дал слово? Нет. Потому, что верил. И мне тяжело сейчас потому, что я ошибся… Голова болит. Это от усталости: треволнения вчерашнего дня, бюро, Люся, бессонная ночь, операция, следователь».

Он раскрыл свежий журнал. Здесь напечатана его статья о Чернышеве. В другое время она принесла бы радость… Он вспомнил свою первую статью в научном журнале. Это было в тот день, когда он самовольно оперировал Максимова — Героя Советского Союза. Оперировал вопреки совету Ивана Севастьяновича, вопреки рекомендации профессора Хорина и заключению консультанта. Тогда тоже было очень тяжело на душе, и все же — как обрадовала статья. А сейчас не радует.

Он посмотрел на часы. Время обедать. Поднялся, провел ладонью по лицу и стал снимать халат.

Архиповна захлопотала. Она принесла в душевую свежее махровое полотенце, протерла тряпочкой и без того блестящую ванну.

— Помойся, Алексей Платонович. Жара на дворе — дышать нечем… Я пока на стол накрою.

Алексей ел без аппетита. Архиповна сидела на краешке дивана и, подперев щеку ладонью, с грустью смотрела на него. «Совсем заморился, сердечный. Кусок в рот не лезет».

— Может, перцу добавить? — спросила она. — Перец аппетит нагоняет.

— Перцу? — рассеянно переспросил Корепанов. — Да, конечно, давайте перцу.

Архиповна принесла стручок, положила на тарелочку и ушла на кухню. Когда она спустя несколько минут вошла со вторым, борщ был съеден. А перец лежал на тарелке нетронутым.

— Что же ты, Алексей Платонович?.. — начала было Архиповна, но тут зазвонил телефон. — И кто их только придумал, эти телефоны? — заворчала она. — Поесть не дадут, поспать не дадут.

Звонил Гордиенко.

— Ты как там? — поинтересовался он.

— А ничего, — ответил Корепанов. — Работаю.

— Вот и молодцом! Вот что, Алексей Платонович…

И он рассказал, что в миропольевской больнице лежит шофер райкома партии. Вчера оперировали. Состояние тяжелое. Только что звонил секретарь райкома, просил направить консультанта.