Наум Фогель - Главный врач

— Ты это сейчас придумала, Лидочка, или?..

— Неважно когда. — Она старалась оставаться спокойной. — Важно, что это — твердо. Я ухожу. Совсем ухожу. Навсегда.

Генеральная репетиция должна была начаться через несколько минут, а Корепанова все еще не было. Марина позвонила ему. Алексей сказал, что приехать не сможет, что Люся пришла в сознание, что он позвонил следователю и ждет его.

— А что она сказала?

— Я не могу об этом по телефону. Я тебя жду.

— Я приеду сразу же после репетиции, — сказала Марина.

— Да, приезжай. Ты мне очень нужна, Марина. Просто не могу без тебя.

Она была рассеяна, путала роль.

— Что с вами? — спросил режиссер. — Вы сегодня какая-то совсем отсутствующая.

Ей оставалось только извиниться. Она пыталась прогнать посторонние мысли, думать только о пьесе, «включиться» в роль, но это не удавалось. Люся пришла в себя. Алексей так ждал этой минуты. Скорей бы закончилась репетиция. Это хорошо, что Люся пришла в сознание. Что она сказала?.. Нельзя поверить, чтобы это Андрей… Наш Никишин…

— С вами сегодня творится что-то необычное, — сказал опять режиссер.

— Разрешите, я повторю эту сцену…

Когда репетиция наконец закончилась, Марина быстро оделась и вышла на улицу. Тут все застлал туман. Густой. За десять шагов ничего не видно. Вместо фонарей — расплывчатые желтые пятна.

«Ему сейчас очень тяжело, — думала Марина. — Ему тяжело, как никогда. Я должна быть вместе с ним, рядом, днем и ночью рядом. Чего я жду? «Ты мне очень нужна, Марина. Просто не могу без тебя». Это же стон. Неужели ты не понимаешь, что это — стон? Нам нельзя друг без друга. Я сегодня приеду и останусь насовсем. И я ни о чем не хочу знать. Я хочу быть суеверной, как моя мама, верить в бога и думать, что это он мне послал этого человека той памятной ночью, в поезде… Как медленно тащится трамвай! И — туман. Такой густой туман».

Переходя улицу напротив больницы, она чуть было не попала под легковую машину. Шофер затормозил в полуметре и разразился руганью:

— Жизнь надоела? Да?!. — кричал он. — Под машину бросаемся, да?!. Смотреть надо, чертова раззява!

— Извините, — сказала Марина.

— Ходят, гав ловят! — уже более мирным тоном произнес шофер и захлопнул дверцу.

Марина так испугалась, что, когда вошла в комнату, у нее дрожали руки.

— Я чуть не попала под машину, — как бы оправдываясь, сказала она. — Еще немного — и тебе пришлось бы оказывать мне помощь. Туман, как в Лондоне.

— А я будто чувствовал, — сказал Корепанов, помогая ей раздеться. — Сижу тут и беспокоюсь.

— Рассказывай! Все рассказывай! Что Люся?

— Она говорит, что ее ударил какой-то бывший полицай. Она простилась со Стельмахом и направилась к себе. Ом поджидал ее в подворотне, этот полицай. Она даже фамилию назвала — Шкура, Федор Шкура. Она крикнула. Потом появился Никишин, поднял ее. Больше она ничего не помнит…

— Я знала, что это не Андрей, — с облегчением произнесла Марина. — Он не мог этого сделать. Даже в пьяном виде не мог.

Зазвонил телефон. Алексей присел к столику.

— Из Риги? — недоуменно спросил он. — Кто бы это мог быть, из Риги?

В трубке что-то щелкнуло. Потом раздался голос:

— Да, я… — ответил Алексей. — Корепанов… Я слушаю… Какую статью?.. Кто это говорит?.. Кто это «я»? — спросил он внезапно охрипшим голосом. И вдруг принялся стучать рычагом.

— Станция! Станция! Что случилось?.. Да нет же, было очень хорошо слышно! Постарайтесь соединить! Умоляю вас!..

Марина подошла, стала рядом. Алексей смотрел на нее, бледный, испуганный.

— Кто это? — спросила Марина.

— Сейчас.

Он положил свою ладонь на ее руку. Обычно теплая, всегда сухая, ладонь была холодная и чуть влажная.

— Кто это?

Алексей не ответил. В телефонной трубке послышался четкий, с металлическим оттенком голос телефонистки. Она сказала, что на линии опять неполадки.

Алексей медленно положил трубку. Широкой ладонью провел по лицу, будто снимал паутину.

— Кто это?

— Это звонила она…

— Кто?

— Аня.

— Нет. Тебе почудилось.

— Она звонила. Аня. Это ее голос.

Марина глотнула воздух, шепотом спросила:

— Что она сказала?

— Что прочла мою статью в журнале.

— А еще?

— Ничего, она плакала.

В кабинете у меня с тех пор ничего не изменилось. Разве что книг прибавилось. На столе — тот же Старик в мантии академика. В левой руке у него — хрустальный глобус, правая выставлена вперед и в ней — часы. Мы по-прежнему беседуем с ним.

А время идет, идет… Недели складываются в месяцы, месяцы — в годы…

— Год — это много или мало, Старик?

— Это много и мало. Вечность и мгновение. Все и ничего.

— Да, ты прав. В сутолоке будней не думаешь об этом. И лишь когда прислушиваешься к звуку твоих часов… И потом — эта рукопись. Кажется, совсем недавно мы советовались, как начать книгу. И вот она закончена. Меня терзают сомнения, Старик. Понимаешь, книга — это жизнь. А жизнь — всегда борьба: радость побед, горечь разочарований и… любовь. Что самое главное в любви, Старик: безумная страсть, преданность до самозабвения или безграничная нежность?

— Сдержанность, умение владеть собой. Без этого нет и быть не может настоящей любви.

— Да. Мы уже говорили об этом.

Я перелистываю страницы и вздыхаю.

— Тебе тоскливо?

— Да, Старик. Грустно расставаться со своими героями. Это ведь не выдуманные люди. И все, что произошло с ними, — тоже не выдумано. Я обещал Марине, что не буду ничего приукрашивать. Ты знаешь, я сдержал свое слово. Конечно, я не мог быть безразличным к людям, о которых писал. Одних я любил, других презирал, третьих ненавидел. И это, в какой-то мере, сказалось и на описании поступков, и при отборе эпизодов. Но тут уж я ничего поделать не мог.

Я опять листаю рукопись. Дохожу до последней страницы.

— Меня смущает заключительный эпизод, Старик.

— Но ведь все было именно так. Однако…

Он замолчал.

— Что, Старик?

— Я думаю, надо все же сказать о дальнейшей участи героев. Как сложилась их судьба? Ведь ты сейчас пишешь что-то вроде эпилога. А в эпилогах принято рассказывать о судьбах героев.

Я согласился. Хорошо, скажу. Но коротко, в нескольких словах. И только о самом главном.

Алексей Корепанов? Он сейчас возглавляет одну из крупнейших клиник по хирургии грудной полости. Профессор. Аня — с ним. И Алешка — тоже.

Сурен? Он работает в госпитале инвалидов Отечественной войны рентгенологом. Галя переехала к нему. В свободное время он пишет стихи. Недавно прислал мне свой третий сборник.

Бритван и Ася уехали на Север. Недавно я их встретил в Москве, на улице Горького, нагруженных покупками. Леонид Карпович на свою судьбу не жалуется. Говорит, что работать везде можно. А на Севере даже лучше: там ценят настоящих работников.