Анатолий Вахов - Пламя над тундрой

На корме и баке люди толпились около бочек. Американские матросы черпали из них кружками спирт и подавали гостям. Темно-коричневая, видимо с какой-то одурманивающей примесью, жидкость перехватывала у людей дыхание. С неестественно расширенными глазами и багровыми от прилившей крови лицами люди долго не могли прийти в себя, а затем погружались в тяжелое, похожее на приступ нервного потрясения состояние.

Тут же стояли открытые ящики с дешевым табаком и галетами, которыми мог угощаться любой желающий.

— Какое издевательство над людьми! — возмутился Мандриков. — Это надо прекратить!

— Не забывай, что ты находишься на американском судне! — Берзин всегда хорошо владел собой, хотя и был потрясен увиденным. — Вернемся на берег!

Мандриков и Берзин проходили мимо двери, ведущей в матросский кубрик. Возле нее стоял Аренс Волтер. Прислонившись плечом к косяку, он скрестил на груди руки и хмуро смотрел на происходящее. Его глаза светились таким негодованием, что Мандриков обратил внимание. Он понял, что матрос не сочувствует тому, что здесь происходит. А может быть, презирает туземцев? Мандриков не удержался и сказал по-английски:

— Любуетесь, как унижается человеческое достоинство?

Волтер неторопливо осмотрел Мандрикова и сухо ответил:

— Этим любоваться нельзя. Это можно только ненавидеть.

— Так зачем вы это делаете? — негодующе спросил Мандриков.

— Я только кочегар, а не хозяин этой шхуны, — Волтер пожал крепкими плечами и требовательно спросил. — А почему вы, русские, такое терпите?

Мандриков не успел ответить. По палубе покатился клубок сцепившихся в пьяной драке людей. Волтер бросился их разнимать. Михаил Сергеевич хотел ему помочь, но Берзин увлек Мандрикова к шлюпке. Как только они высадились на берег, Берзин отчитал Мандрикова:

— Ты словно умышленно хочешь привлечь к себе внимание. Ты знаешь этого матроса? Может быть, он уже рассказывает своему хозяину о русском, который против угощения людей. А почему против, если правители уезда разрешили это? Кто такой этот русский? — Август покачал головой. — Какой ты неосторожный.

Берзин до того разволновался, что закашлялся. Мандриков хотел упрекнуть Августа в излишней осторожности, Но удержался. Они направились к Куркутскому. Короткий зимний день сменился быстро сгущавшимися сумерками. По берегу ходили пьяные, кто-то монотонно тянул малопонятную мелодию…

…В каюте Свенсона было тесно, но весело. Олаф щедро угощал своих гостей и хорошими винами, и свежими фруктами, и дорогими сигарами. Настроение у всех было приподнятое, Громов, которому Олаф не забывал наполнять рюмку, бубнил с пьяным пафосом:

— Я рад, очень рад вашему приходу, мистер Свенсон. Русские всегда рады добрым гостям, друзьям… А вы — друзья, настоящие друзья. Вы протянули нам дружескую руку, помогаете нам в тяжелый для России час. Спасибо… Мы не забудем, отблагодарим… Торгуйте.

Громова настороженно слушали русские коммерсанты и завидовали Свенсону. Они угодливо улыбались, стоило Олафу на кого-нибудь взглянуть. Только Бирич чувствовал себя спокойнее и увереннее остальных. Он избегал брать у Свенсона в кредит, и это давало ему самостоятельность. Сейчас Бирич мечтал о том, чтобы стать компаньоном Свенсона. Кажется, теперь это удастся. Бирич внимательно наблюдал за Олафом. Американец, усадивший рядом с собой Елену, хмелел не от вина, а от ее близости. Да и она, похоже, неравнодушна к Свенсону: блестят глаза, пылают щеки, а мелкие зубы так и сверкают в частой улыбке. Красивая женщина, мужчине трудно устоять против такого соблазна. У старого Бирича уже сложился план. Завтра же он отправит Трифона в далекую и долгую поездку по своим торговым складам, а Свенсон будет у него частым гостем. Бирич размечтался, но не пропускал того, что происходило и говорилось вокруг него.

— Торгуйте, мистер Свенсон, все торгуйте, ну а если кто посмеет нам помешать, — пусть бережется. Фамилия у меня — Громов…

…Гости разъезжались поздно. Для каждого у Олафа был приготовлен подарок: кому коробка сигар, кому ром или виски. Только для Елены Дмитриевны ничего не оказалось. Олаф извинился и попросил разрешения навестить ее завтра и исправить свою ошибку. Она с улыбкой разрешила. Олаф вышел провожать гостей, оставив в каюте Струкова и Стайна. Сэм весь вечер держался в тени.

— Мне нужна надежная охрана, — требовательно заговорил Стайн. — И хотя бы десяток нарт.

Струков молча слушал американца и думал: «Вот началась та настоящая работа, ради которой Фондерат сослал меня сюда». Но это не вызвало у него ни обиды, ни огорчения. Самолюбие тоже не было задето словами Стайна.

— Мы должны завезти оружие во все крупные населенные пункты и создать там отряды из наших людей. Это на случай, если сюда придут большевики, — пояснил Стайн, уже осведомленный о Струкове. — Как вы считаете, есть такая угроза?

Струков рассказал о событиях на копях. Стайн задал несколько вопросов и предложил:

— Арестованных строго допросить и не выпускать. Начать слежку, шахтерам не уступать ни в чем. Всех подозрительных изолировать, наиболее опасных — убрать. — Стайн умолк, точно вспомнив что-то. Он попросил Струкова обождать несколько минут и вышел из каюты.

Струков подлил себе вина и, неторопливо прихлебывая его, прикрыл глаза от усталости. Проклятая жизнь! Все время в напряжении. А как хочется пожить беззаботно! Что же, этого можно добиться. Прямой и верный путь — запастись пушниной. Он поедет со Стайном по тундре и с охотников будет взимать налоги. По лицу Струкова скользнула улыбка, и он отхлебнул вино с большим удовольствием.

Стайн вышел на палубу. Пьяные новомариинцы уже были свезены на берег, и только Свенсон прощался с Громовым и его спутниками. Звонко смеялась Чернец и обещала Олафу познакомить с очаровательной Ниной Георгиевной, которая не смогла приехать на шхуну из-за головной боли.

Стояла ночь. Звезды холодно смотрели с бездонно черного неба. С моря тянул холодный ветер. Стайн незаметно отозвал боцмана и что-то ему шепнул. Тот согласно кивнул и крикнул:

— Кочегар Волтер!

— Я слушаю, — отозвался в темноте Аренс.

— Заменишь меня на шлюпке у руля и проводишь мистера Громова домой.

— Олл райт, — Аренс обрадовался. — Ему предоставился хороший случай покинуть шхуну и высадиться на русском берегу. Тут же он вспомнил, что карманы его пусты. Капитан обещал рассчитаться только по возвращении в Штаты, а в Ново-Мариинске выдать десяток-другой долларов.

Волтер опустился в шлюпку. Он не заметил, как многозначительно подмигнули друг другу двое матросов. В шлюпку сели Бирич, Громов, Толстихин и Суздалев, Матросы налегли на весла. Сверху донесся голос Свенсона, прощавшегося с гостями. На берегу Волтер почти на руках вынес Громова из шлюпки и с двумя другими матросами проводил гостей до квартир. Ново-Мариинск уже спал. Волтер шел и думал о своем — он на русской земле. Сбылась мечта. Его спутники молчали. Это были матросы из палубной команды, и Аренс плохо знал их. «Устали за этот постыдный день, — думал Аренс. — Так спаивать забитых людей, чтобы потом легче было обирать их». Волтер с негодованием думал о Свенсоне и вспомнил русского, который тоже был возмущен происходящим на шхуне. Кто он? Конечно, не торговец.