Дробь

Погружаясь в сон, теряя сознание, опьяняя себя наркотиками или алкоголем, человек всегда окунается в нечто, вроде царства грез, сюрреального мира, созданного им самим, сотканного из мечтаний, стремлений, идей, одержимостей, всех тех вещей, эмоций, чувств, которыми одержим человек в обыденности. Человек погружается во что–то вроде мифического Нагльфара, корабля, целиком собранного из ногтей мертвецов. Какие именно ногти, и у каких мертвецов они будут выдраны – определяет каждый человек индивидуально. Скажем, если человек озабочен стремлением к богатству, просто одержим успехом и карьерой, то, соответственно, и во снах своих он видит себя богатым и успешным, быть может, это он видит не так явно, а скорее завуалировано, зашифровано, запутанно среди абсурдных символов сновидений, но, тем не менее, его преследуют именно эти идеи, именно они будут тревожить его и беспокоить в состоянии опьянения, будут настигать его во снах, сверлить его в подсознании и мотивировать в сознании. Можно взять более конкретный, более мелкий пример, скажем: девушка, озабоченная своим весом, своими формами, девушка, помешанная на диетах, девушка, стремящаяся к анорексичной худобе. Ей будут сниться ее желания или страхи, торчащие ребра или жировые складки, эфидрин–коэфициловые коктейли или обжаренная в кляре куриная грудка. Вдохнув, к примеру, смолы гашиша, эта девица погрузиться, скорее всего, в размышления о своей перфекции и путях к ее достижению, или растворится в довольстве своей фигурой, понимая худобу на каком–то сакральном, метафизическом уровне. Таким образом, любой человек, погружаясь в сюрреальный мир, попадает во власть своих страхов, желаний, грез и прочих воздушных замков, как осуществимых, так и фантастичных, как вполне благородных, так и греховных. Покидая реальность мы все попадаем на судна наших собственных Нагльфаров.

Аналогичная ситуация происходит и с человеком после его смерти, поскольку, умирая, человек покидает реальность навсегда. В разных религиях это финальное плавание обозначали по–разному, будь то банальные Рай и Ад, или царство Аида, Тартар, Шеол, Элизиум, Нирвана. В общих чертах суть везде была и есть одна – каждому человеку воздастся по его заслугам, по сотворенным на Земле деяниями, блаженный попадет в Рай, достигнет Нирваны, будет блуждать по Елисейским полям, а грешник, низвергнется в ад, будет вращаться в бесконечных кругах мучительных рейнкарнаций, попадет в небытие Тартара или еще какой–либо бездны.

Человек, утратив свою биологическую оболочку, потеряв связь с миром, навсегда остается в тех воздушных замках, которые строил всю свою реальную жизнь. Человек остается в вечности, созданной им самим, обреченный бесконечно блуждать среди тех идей–фикс, которыми он был одержим при жизни. Таким образом, тот самый человек из первого примера, который был помешан на успехе, будет бесконечно подниматься по карьерной лестнице, добиваться новых высот, ползти по головам и устраивать социальное гнездо, только уже в своем собственном Абсолюте, в своем персональном Раю/Аду. Тогда как девочка из второго примера будет блуждать среди бесконечности диет, нескончаемых торчащих костей, подсчетов калорий и пр.пр.пр. Конечно же, это все обобщающие и утрированные предметы, ведь на самом деле у каждого в жизни огромная масса забот и одержимостей, скелетов в шкафу, тараканов в голове, тайных и явных мыслей и желаний, вот все вышеперечисленное и должно составить загробный микс, сюрреальную вечность, порожденную обыденностью и реальностью.

Таким образом, выходит, что человек, проживший жизнь беззаботно, смотревший на жизнь позитивно, бывший оптимистом, соответственно и попадет во что–то, что в обыденном представлении можно обозначить как «Рай», при условии, если этот человек не таил скрытно свои обиды и негативные эмоции, не прятал свои греховные и постыдные мысли за вуалью благочестия. В то же время человек, движимый по жизни меланхоличными настроениями, впадающий в депрессии, человек мнительный и опасающийся, злобливый или желчный, двуличный или агрессивный — этот персонаж попадет, несомненно, во некое подобие «Ада», опять же это является лишь условным названием, не привязанным к какой–либо религии. Но и тут могут быть оговорки, ведь кто–то страдает от несчастья, а кто–то видит в них стимул к жизни, кто–то стремится жить в комфорте, а кто–то в своем мазохистском стремлении может доставлять себе духовные и физические увечья. Значит, каждый Рай и каждый Ад будет исключительно индивидуален, построен по тем замерам, параметрам какие сам человек задавал на протяжении всей своей жизни.

Выходит, что, скажем, маньяк–убийца, педофил, садист и прочие деструктивные с точки зрения общества личности, попадут в свой персональный Рай после смерти, где смогут безнаказанно насиловать и убивать, разрушать и уничтожать, получая от этого удовольствия, высвобождая свои желания и удовлетворяя свои похоти. А значит, никакого возмездия за совершенное зло не будет. Лишь сам преступник может наказать себя, к примеру, чувством вины, преследовавшим его в течение жизни. А если наш персонаж есть абсолютно аморальная личность, не знавшая чувства вины, а лишь получавшая неимоверное удовольствие от творимого бесчинства – такой персонаж свой Нагльфар построит из ногтей своих жертв и, с превеликим удовольствием, будет странствовать на нем в своей загробной жизни среди чужих страданий. Раз человек – сам себе демиург, следовательно, он сам себе и судья, а если он посчитает, что вины в его поступках нет, то и наказания он себе не назначит.

Тут у меня возникла еще одна мысль: если, скажем, убийца убивает маленького ребенка, значит, он преждевременно отправляет его в мир забвения, а, следовательно, ребенок попадет в сюрреальный, невинный мир, сотканный из детских представлений, детских желаний, детских грез. Такой мир, несомненно, станет Раем – вечное наивное детство (если не считать предсмертной агонии). Получается, что этот персонаж становится благодетелем, он освобождает ребенка от очерствления, огрубения, взросления. В то же время педофил, изнасиловавший и оставивший в живых маленького ребенка, обрекает его на глубокую психическую травму, а значит и сюрреальный мир его будет попран и изуродован. Получается, этот персонаж становится злодеем, причем не столько потому, что изнасиловал ребенка, а потому, что оставил его в живых. Можно сделать вывод, что убийство, исходя из данной логики, не грех, убийство может стать и актом благодетеля, все зависит лишь от самого убийцы, от того насколько гуманно он расправится с жертвой. Выходит и убийство может быть гуманным, а насильник может быть назван гуманным и даже благодетельным.