Петр Петров - Крутые перевалы

— Заходи вот это улово! — Пастиков дрожал от ожидания, как игрок за картежным столом.

Метров двести ниже Севрунов с рабочими вкапывали столбы для воротовой тяги невода.

— Готово? — осведомился Самоха.

— Есть! — ответили с берега.

— Отчаливай!

Семь лодок, издали похожих на больших гусей, дружно скользнули по изумрудной поверхности озера, впервые несшего на своих волнах человека. За лодками воркотливо катились сероватые валуны и темная впадина. Самоха смотрел вперед на кутающиеся в синеватом мороке хребты. Вытянутое лицо завзятого охотника то светлело улыбкой, то омрачалось от одному ему ведомой мысли.

— А ведь там горит! — крикнул он, оглянувшись на сидевшего в корме Пастикова.

— Мне тоже кажется.

Рыбаки положили шесты и взялись за лопашные, которые сверкнули на солнце крыльями чаек.

Лодки зашли наперерез угольчатого залива и растянулись ровной цепочкой.

— Заметывай! — махнул задним Самоха, встряхивая желтый канат.

Широко расставив ноги, он следил за поплавками, описывающими на поверхности черную скобку. Глаза охотника бойко бегали от одной лодки к другой и с поразительной ясностью видели всяческое неверное движение рабочих.

— Не путляй, не путляй, четвертая! — покрикивал он.

— Почему глубже не заходим? — спросил Пастиков.

— Снастина ненадежна.

— А ты думаешь — много зацепишь?

Невод кончился, захватив совсем ничтожный клочок величественного Ширана. На берегу, в окружении семидесяти рабочих, подсолнухами желтели новые бочки, звенели колокольцами пасущиеся лошади и торчали оглоблями в небо порожние телеги.

— Ладьте опоры к столбам! — ратовал Самоха.

Пастиков улыбался в усы, но молчал, не желая мешать руководителю рыбалки.

Две лодки потянули к берегу заводной канат, а пять — окружили невод на недалеком расстоянии. На средине поплавки стремительно дернулись вниз, осадив лодки с канатом.

Пастиков побледнел.

— Неужели зацепились?

Самоха выпрямился по-журавьи и сунул в воду шест. Поплавки на мгновение показались на поверхности и снова скрылись.

— Тяни полным ходом! — закричал он.

Но канат не хватил до берега на целых десять метров. Севрунов и Анна, а за ними группа рабочих забрели навстречу лодкам. Всплескивая по воде, канат заскрипел, и к берегу двинулись только крайние поплавки.

— Так и знай, камень прем, — волновался горбатый старик с желтой бородкой. — Аж ребро за ребро заходит.

— Бросать бы ли что ли, мужики, — вторили ему. — Ить тут живая грыжа!

— Грыжа — не грыжа, черт с ней, а вот ежели снасть испакостим, тогда — закройся!

— Чего Петро-то смотрит?

Самоха выскочил из лодки и, завертывая на толстый брус взмокший канат, неистово ревел:

— Пластай, пластай, ребятушки!

Четверо рабочих ухватились за ваги, блок заскрипел, и невод плавно двинулся к берегу.

— Ох, как лопнет где ни набудь! — вздыхал горбатый старик. — Черти! Надуваются, как богатыри.

Севрунов стягивал сапоги и сквозь стекла очков тревожно поглядывал на Пастикова. Около них хлопали мокрыми юбками женщины.

— Гляньте, рыба-то! — первая закричала Анна.

Глаза рыболовов направилась на поплавки, но рыба черным табуном хлынула к берегу. Она вздымала волны и плескалась на поверхности. Три лодки под командой Самохи снова отплыли к неводу. Канаты загудели натянутыми струнами. С боков лодочники били по воде веслами, но лодки отбрасывало рыбным валом и, казалось, вся добыча уходила мимо невода. Что-то кричали и махали руками от второго ворота. Метались люди, метались красноперые таймени, перепрыгивали через поплава быстрые сиги и хариусы. Люди забыли думать, что зацепились за камень, и нетерпеливо подгоняли невод, напрягая последние силы. Некоторые оторопело бегали по берегу, глядя на подступающую черную гущу улова.

Но вот тяжелые грузила скрипнули по гальке, концы невода зашли на сухую косу, и на отмели, как серебряные рубли, запрыгали сначала хариусы, за ними пегие щуки и окуни. Мелкая рыба искала спасения от крупной и от мертвой петли невода. И только наиболее крупная билась в снасть, и наиболее смелая вылетала через нее обратно в озеро.

— Поднимай невод! — шумел Самоха.

Он кружился на лодке около длинного куля и не вытерпел, когда сгрудившаяся рыба особенно взбунтовала, угрожая прорвать невод. Бросив лодку, он по грудь ухнул в воду и подпер плечами верхнюю тетиву.

— Братцы, да тут целая каша! — захохотал он. — Тащи, тащи проворнее!

Но рыбаки не замечали его. На серой косе росли кишащие бугры добычи; она отливала сталью, серебром, изумрудом, золотом. Рыбный запах сразу перешиб запахи тайги. И когда главный хвост невода подходил к самому берегу, громадный таймень пробил снасть и закрутил толовой на поверхности воды.

— Хватай! — загремели голоса.

Самоха бросился к рыбе, но таймень ударил его хвостом по ногам и подкосил. Между рыбой и человеком завязалась борьба. Таймень движениями сильного тела делал отчаянные изгибы и отталкивал Самоху, старавшегося ухватить добычу за жабры. Самохе на помощь подоспела Анна. Она ударила рыбу по голове железным ломом.

— Ура! — загрохотали голоса.

Хвосты невода подтянулись. Тяжелые таймени барахтались в гальке и тяжело дышали.

— Мелочь бросай отдельно! — крикнул Пастиков, оглядев улов.

Петляя по темным ущельям, молодые камасинцы перебредали десятки горных ревущих речонок и огибали безымянные хребты. Стараясь не шуметь, они подбирались к становьям охотников. Разведчики каждый раз при виде дымков приседали, в кусты и замирали. Тайга дышала гарью копченого мяса и разлагающимися потрохами, а вокруг балагана висели обесцененные несвоевременным убоем шкуры зверей.

— Все пропал, — шептал Додышеву нетерпеливый Чекулак.

— Тут был Алжибай… Купец был тут, — вторил спокойный Джебалдок.

Студент торопил спутников. В нем появился задор охотника. Путь им не один раз пересекали следы зверей, а над головами шумно пролетали рябчики и глухари, но молодежь не делала ни одного выстрела.

Старик Парабилка встретился им на четвертые сутки. С продымленным побуревшим лицом он был неузнаваем.

— Где Алжибай? — спросил Додышев.

— Алжибай тут нет… Алжибай улус ходи. Он сказал всем камасинцам, что красные обманули и не привезут никакого товару… Русские тоже ходил по тайге и помогал старшине… Алжибай хитрой есть.

— Значит, маралов побили?

— Уюй! Мыного побил зверя… десять штук побил.

Додышев сорвал с черноволосой головы кепку и ударил ею о землю.

— Веди нас к ним! — тряхнул он старика за острые плечи.

— Ой, не ходи!.. худо будет… Мыного русских.

Додышев остыл и отпустил Парабилку.

— А где они?

— Здесь он… Под утесом лежи… Надо молчи…