Петр Петров - Крутые перевалы

— Ну и посмотрят… Они, наверное, поживут здесь не один день… чем богаты…

Позади их улыбался Севрунов и недоуменно переглядывались инженеры…

Из конторы вышли все вместе. Зеленый городок подчищался от щепы, которую отвозили к фабрике. И это окрыляло неудержимую мечту Пастикова. Широко размахивая руками, он доказывал невидимому противнику превосходство перед ломовым транспортом железнодорожной линии:

— Вы только посудите… Рыба, шкуры, панты, золото. Да, может быть, еще чего отыщем… Вот сами увидите… Через два-три года здесь будет пять, то и все десять тысяч рабочих.

Немного приотстав от других, Стефания остановилась около грузовой машины, где производилась посадка. В район уезжали заготовители и уполномоченные нового прииска. Позади кузова Василий поддерживал все еще слабую Веру, она сильно похудела и облизывала сохнущие губы. Но Стефания заметила исчезновение из глаз девицы пугливости и звериной отупелости, которая появляется у людей, долго проживших в тайге.

— В больницу? — спросила Стефания. — Это хорошо.

Василий взглянул на улыбающуюся Веру, затем на Стефанию и зашептал:

— Фершал отправляет… На мой ум и тут бы оправилась, но надо действовать по учению… Как оно там гласит… Вот побаивается, кабы не заштопорили там в милицию.

— Ничего не будет. Я напишу Федотову. — Стефания вырвала из блокнота листок и начала писать. — Не торопись возвращаться… набирайся сил. Осенью откроем здесь школу, а может быть, пошлем тебя в город, — говорила она.

Вера склонила голову и украдкой взглянула на поникшего Василия. Заметив это, Стефания прищурила глаза.

— Не беспокойся, тебя не спросим, — кивнула она Кушненке и подошла к кабине, где рядом с шофером умещался уполномоченный золотой промышленности.

— Товарищ, уступите место для больной работницы, — настойчиво попросила она.

— Машина наша, — было заупрямился франтоватый бритый человек, поправляя широкополую шляпу.

— Это ничего не значит… Все машины советские. — Человек повертел головой, и пыхтя, вылез из кабинки.

— Для больных нужно специальный транспорт иметь, — сердито пробурчал он и полез при помощи Василия на площадку кузова. Машина сделала круг и, оставляя позади чуть заметную пыль, скрылась в ложбине за колком низкорослых черемушников. Василий повернул к Стефании широкое улыбающееся лицо.

— Ты напрасно, Никандровна, сомущаешь у меня бабу, — полушутя, полусерьезно начал он.

— А вы разве сошлись с ней?

— В настоящее сожительство вступили. Записаться в загсе хотели, да эта беда помешала. Чисто горе… Думал чулки задерет баба. И то я с ней намучился. Хотела все ребенка этого уничтожить, поднимала тяжести разные. Не желала, стало быть, поиметь приплод от Тимолайки. По ночам соскакивала и диковала…

— Надо ей учиться, да и тебе не мешает этим заняться, — внушительно ответила Стефания, срывая цветок. — Теперь женщина — не вещь.

— Да это, как говорится, все по правилам… Только и мне муторно без нее… В тайге еще сохнул по ней. А тут и семьи лишился.

— Веру от тебя никто не отнимает, только сам умей заслужить ее уважение.

Вспомнив свой разговор с матерью, Стефания невесело усмехнулась. В работе, в постоянных тревогах она гасила личное, откладывала его на «потом». Вспыхнувшая одно время симпатия к звероводу, сама по себе не поднялась выше простой дружбы. Строители целый год не пользовались отпуском, ограничивали сон, а иногда и питание. Севрунов был постоянно замкнутым человеком. Может быть, это и охладило Стефанию, позавидовавшую в этот час маленькому человеческому счастью Василия и Веры.

Пообедав, она направилась в улус на заседание правления артели, делившей доходы от первого улова рыбы в священном озере. Стефания сорвала голубоглазую незабудку и умиленно понюхала крошечную чашечку цветка.

«Все приходит в свое время», — подумала она.

С озера донесся высокий голос Самохи. Ему игриво ответил сторожевой марал. Эхо долго звучало в темно-стрельчатых сопках Черной пади и вдруг оборвалось, заглушенное шумом пустившегося на добычу катера.

Инженер Горлинский с вечера находился в помещении будущей фабрики.

И люди впервые заметили в этот день заплетающиеся в шелковых зеленях цветы. Жарки, колокольчики, желтые лилии и дикие орхидеи нежно подставляли головки палящему солнцу. Вокруг маральников буйно поднимались сочные травы. И впервые работники сложного совхоза увидели огромнейшую свою работу.

Оставляя позади белые кудреватые гребни волн, катер напорно тянул к берегу невод. А первый улов уже шел по конвейеру в обработку. Чистильщики брали рыбу с грузовиков и освежеванную передавали в сортировочное отделение.

Гости, в сопровождении Пастикова и Стефании, пробирались между одетых в белые фартуки работников. Людской речи не было слышно из-за грохота катера. Пастиков вертел перед глазами Федотова и приезжих рабочих небольшой кусок светлой слюды, привезенной Чекулаком. Он увлекал их туда, где под руководством рыбоведа и биохимиков составлялись томаты и маринады. Это отделение было частью стерильного и отгораживалось от него сплошным деревянным колпаком.

В дверях им предложили надеть фартуки и вымыть руки. Здесь можно было разговаривать.

На гладких голубых столах стояли различные химические приборы, вокруг которых с церемониальной осторожностью и точностью хлопотали одетые в белое люди.

— Что это за хирургическое отделение? — спросил Федотов.

— Это исследование микробиологии рыбных консервов, — объяснил один из лаборантов. — Видите ли, здесь бактериальная флора сырья очень высока, и нам необходимо добиться разными экспериментальными процедурами наиболее сильных средств стерилизации, а также безопасного состава маринада и томата. При температуре в сто двадцать градусов стерилизации мы нашли следующее: шпроты дают восемьдесят пять процентов доброкачественных консервов, анчоусы — девяносто пять.

— Значит, все хорошо? — загорался Пастиков.

— Да… Результаты положительные, — продолжал словоохотливый лаборант.

Голубые глаза Горлинского вспыхнули задором и встретились с глазами Федотова.

Они сняли фартуки и остановились около подвала, куда работники спускали в корзинах приготовленную рыбу.

— С кем договоры заключил на поставку? — спросил Пастикова Федотов.

— Ни с кем, — усмехнулся директор. — Видишь, еще не у шубы рукав. Оборудование режет нас.

— Пришлют, было бы чего делать.

И когда все поднялись на наблюдательную вышку, Пастиков сбивчиво выложил свои замыслы, давно известные всем, кроме приезжих рабочих. Гости заметно любовались зеленым городком.

В открытом дворе зимника Севрунов с камасинцами снимали панты со старых маралов. Трое работников прикручивали зверей к станку, трое во главе с ветеринаром работали пилами, двое обертывали ценные рога тряпками и, заваривая их в кипящей воде, относили в сушилку. Севрунов со вторым ветеринаром заливали комолые окровавленные бугры лекарством и выпускали зверей в поскотину.