Петр Петров - Крутые перевалы

— Надо учить писать бумаги и книжки читать, — указал на них Пастиков.

— Маленько надо, — согласился новый старшина.

— Во, во. Весной мы Джебалдока и Чекулака пошлем в город, а они потом будут учить наших ребят.

Сходка давно ожидала стариков и Пастикова на лужайке, около недавно сгоревшей юрты Алжибая.

— Кто ее поджег? — удивился Пастиков.

— Фанасей, — ответил Парабилка. — Сам тоже тут дох. Погорел. — Сартыган еще не успел передать сородичам разговор с Пастиковым об отпуске продуктов, как камасинцы начали спрашивать.

— Какую гумагу будем писать.?

— Это насчет чего? — не понял директор.

— Другой жизнь станем делать, — пояснил Парабилка. — Скажи, как делают артель?

Пастиков сел на обрубок и положил ладони на колени. Перед ним, бросая тени в реку, стояли высокие, почти отвесные горы, хозяевами которых были медведи, маралы и дикие козы. Он вспомнил крутые времена Рыбинского колхоза. Там было иное, чем здесь. Но Пастикова обрадовало, что и здесь, среди этого забытого племени знают слово, сделавшееся знаменьем времени — колхоз.

— Ваш белый люди шибко пугал камасинцев, — продолжал Парабилка. — Он говорил: «Хорова забирай, конь забирай, баба тоже забирай».

На лицах молодых камасинцев появились улыбки. Пастиков сдвинул брови и выплюнул окурок, который влетел за голенище Чекулаку.

— Это враги, нехорошие люди вам говорили. — Пастиков до пота разъяснял улусным принципы организации охотничьей артели и был удивлен, что на этот раз совсем не потребовался переводчик. Камасинцы одобрительно покачивали головами и, когда он кончил, Сартыган молча подал исписанный листок.

— Что это? — спросил Пастиков.

— Пятнадцать юрта пиши колхоз, — ответил старик. — Такой название наши камасинцы.

— А кто же писал? — едва разбирая каракули, недоумевал директор.

Камасинцы заулыбались, обратили взгляды в сторону застенчивого Джебалдока.

— Так ты грамотный? — спросил Пастиков.

— Меня маленько Додыш учил, — усмехнулся парень. — Мы тут много говорил колхозе, когда твоя езди в район.

— Ну и ребята! — Пастиков встал и одобрительно кивнул улусным. — Теперь нам надо правление избрать.

— Править будет Парабилка, Чекулак, да ишо Джебалдок, — ответил Сартыган. — Дай нам веревка, нитка, будем рыба ловить.

Пастиков и ребята вернулись в совхоз к окончанию работ. Чекулак разыскал Самоху и вместе они выбрали новый невод. Кутенин заботливо проверил наплава и грузила, осмотрел ячейки и сказал:

— Для артели и этот не жалею. Поймаете хорошо — арачки сварите, старика попотчуете. А если надо — поучу, как добывать рыбу.

— За арака ругаются, — улыбнулся Джебалдок.

— Ругают дураков, которые валяются и на работу не годятся, а я жизнь доканчиваю и ни разу похмелья не знавал.

…С восходом солнца камасинцы привели на усадьбу совхоза оседланных лошадей. За мужчинами поодаль шли женщины и ребята. Джебалдок и Чекулак ждали сородичей у лодок. Кутенин и Василий Кушненко перебирали невод. На берег вышли рабочие, Пастиков и Стефания. Камасинцы остановились на песчаной косе и долго смотрели на озеро опечаленными глазами.

Погода менялась. Где-то в Черной пади пронесся раскатистый гул ветра. На Шайтан-поле закачались ощипанные былинки бурьяна. По озеру с мелкой дрожью прокатилась серебряная рябь. На берегу зашумели ветвями подсоченные никнущие молодые тополя.

— Ну чего вы? — обратился к камасинцам Самоха.

— Маленько бойся наша, — виновато усмехнулся Парабилка.

— Шайтана боятся, — пояснил угрюмый Джебалдок. — Ветер — шайтанов бег. Так понимают наши.

— Никаких шайтанов нет. Садитесь, мужики! — В первую лодку вошли Джебалдок и Чекулак. Кутенин, погрозив озеру веслом, указал на пришвартованный к мостку катер.

— Перемена погоды, по-нашему, к хорошей добыче. Вон тот дядя всех шайтанов разогнал… Давайте живее.

Во вторую лодку сели Парабилка и Сартыган. Они боязливо оглядывались на Василия, подлаживающего в корме дощечку. Лодки отплыли от берега. С десяток камасинцев-мужчин смотрели им вслед удивленными глазами.

Черная падь пылилась дождем. Над вершиной Кутурчинского белогорья плыли рогатые светло-пепельные облака. Камасинские женщины и ребята пестрой вереницей потянулись к улусу, боясь гнева священного озера, накрапывающего дождя.

Севрунов осматривал с вышки копошащихся по вольерам лисиц, воюющих из-за кормушек. Старые зверьки, опустив пушистые линяющие хвосты, тяжело дышали от жары, молодые прыгали на стены забора и зорко наблюдали, как зверовщики подбрасывали в кормушки куски мяса. На железных прутьях сеточного потолка, купаясь в лучах солнца, прыгали досужие птахи, торжествуя над бессилием своих истребителей. На сетке завивались пушинки зимней лисьей шерсти.

Севрунов оглянулся на стук торопливых шагов. Посвежевшая, улыбающаяся Стефания издали крикнула:

— Александр Андреевич, идите обязательно купаться! — Она отжимала слипшиеся пряди волос, роняя по ступенькам невысокой лестницы водяные брызги. — Посмотрите, какая прелесть!.. Сразу бодрее становишься!

— Но, пожалуй, вредно еще. Вода холодная.

Севрунов сдвинул брови. Но она подперла ладонью подбородок и полными опьяняющей ласки глазами заглянула в лицо.

— Ничего, очень теплая… Вы чего надулись? Ну, рассказывайте…

Рука мягко упала на грудь.

— Не ожидала, что вы умеете скучать, — продолжала Стефания. — Посмотрите, как бушует природа… А наше строительство! К осени будет полсотни маралов?

— Думаю, больше, — улыбнулся зверовод.

По узкой лестнице они сошли к шумно движущимся на обед людям.

— Ну, вот видите, а что с вами?

Севрунов расчесал пальцами бороду.

— Обидно, что две зверушки пропали и не могу понять отчего.

— Обидно, — согласилась Стефания. — Но умирать из-за них не стоит. У нас в активе много хорошего. Посмотрите, как камасинская артель взялась за работу, они привели уже трех маралов.

— Это хорошо, — повеселел зверовод.

Они шли среди широко раскинувшихся построек, от которых пахло медом и согретой сосной. Короткое платье плотно облегало фигуру Стефании, и она казалась помолодевшей, похожей еще на девицу.

В новой столовой гремели посудой, раздавались голоса рабочих. С озера этому шуму отвечал мотор катера. Они направились к маральнику и здесь встретили Чекулака. Молодой камасинец тащил на руке травяной аркан.

— Ты куда? — удивился Севрунов.

— Рога ломай, — замахал он руками. — Старый марал поспел большой рога, молодой — маленький.

Чекулак легко прыгнул на верхнее бревно изгороди и очутился по другую ее сторону.

— Идемте к своим маралам, — заторопился Севрунов.

— А что?

— Кажется, действительно время снимать панты.