Петр Петров - Крутые перевалы

— А разве вы скучаете?

Инженер проглотил вздох и откинул назад голову.

— Да… Немного… И понятно… Но думаю преодолеть хандру, чертовски много трудностей. А тут директор часто кипятится, не могу еще к нему приспособиться.

— Ничего, он парень великолепный, но издергался здорово. — Стефания легко поднялась на крыльцо, откуда крикнула:

— До свидания! Завтра помогайте воевать с пьянкой.

— Хорошо! — отозвался инженер.

Чекулак крутил в воздухе руками и, закинув к крыльцам несоразмерно большую голову, что-то пел на родном языке. Маленькое его тело изгибалось, как серый ремень. А рядом богатырски сложенный детина из плотничьей артели сидел около изгороди маральника и, взмахивая русым чубом, лихо отхватывал на гармошке. На оттаявшей земле широким кругом раскинулись рабочие. Посредине стояли бутылки спирта и туесы с аракой. Слушая этот неистовый разгул, маралы забивались в дальний угол поскотины и смотрели оттуда, поводя ушами.

Хватаясь за широкие рубахи двух плясавших парней, Никулин выкрикивал надорванным голосом:

— Ребятушки! Да очухайтесь, сукины вы дети! Ведь срок пропустим. А! Опрокину ваше зелье! И откуда таких нагнали? То ли дело у меня колхозники-то робили!

Старший плотник теребил бородку и кружился с выкаченными глазами, намереваясь прорваться в круг, но его тянули назад.

К майдану подъехала верхом Стефания. Ее большие глаза смеялись, а полные губы открывались красным колечком.

— А-а-а! — рванулось из круга.

— Слезь, тряхни за здоровье рабочего класса.

Один из плясунов, согнув опаленную солнцем шею, прошелся к ней вприсядку и остановился в насмешливой позе.

— Не трожь! — замахнулся на него Никулин.

Стефания усмехалась, но плечи ее вздрагивали. Она подошла ближе, круг раздвинулся.

— Товарищи! — голос ее сломался, но это только помогло. Пристыженные, захмелевшие глаза обратились в ее сторону.

— Товарищи! Советское государство доверило всем нам величайшее дело! — Стефания оправилась и взмахнула рукой! — И оно ждет, что мы с честью включим наше строительство в пятилетний план государства… От нас ждут подвигов, а мы пьянствуем. Кто привез сюда спирт?

Отяжелевшие головы повисли.

— Срамники! Бессовестные! — подпрыгивал Никулин, проворно топча ногами бутылки и туесы. — Сейчас же спать и завтра за дело!

Чекулак и Джебалдок топтались около и виновато лепетали:

— Нишиво, товарш… Маленько гулял-да… Псем улусом гулял… Маленько есть наш праздник, улегем-да… Баран резал, марал резал… Ай, шибко голова кружил русским водкам.

— И маралов не кормите… Стыдно вам, — качала головой Стефания.

— Завтра наша работай, товарш… Ой, шибко работай!..

А утром, когда солнце брызнуло огненными лучами на молодые зелени, Пастиков задержал рабочих около столовой. Он качнулся на мясорубном верстаке и, оглянув измятые лица совхозников, со злой насмешкой спросил:

— Ну, нагулялись или мало еще?

— Гуляли на свое.

Этот одинокий голос замер, как жужжание пролетевшей мухи.

— Я не говорю, что на чужое, Иван. Ну, а слово-то держать надо или нет? Какой уговор был у нас? Разве вы у какого-нибудь Дуроплясова работаете? У нас ржавеют под дождем части машин, оттягивается пуск фабрики… Это как, а? Да разве я не хочу гулять? И вот, ребята, было бы вам известно, что с сегодняшнего дня два шофера уволены за доставку спирта, а к пятнадцатому июля есть предложение закончить все наши планы. Ведь целую неделю мы проваландали…

Работники зашевелились, на лицах появилось оживление.

— Идет? — продолжал директор.

— Вестимо… Чего уж там! — гремел Никулин.

— Винимся и принимаемся за работу!

Голоса разнеслись по оживающему полю. Солнце поднялось над стрелкой Кутурчинского белогорья. По озеру, покрытому лиловым лаком, скользили лодки, отгоняя недотаявшие льдины. А на берегу Самоха с инженером и бригадой рыбаков любовно скатывали по соченым бревнам на воду новые катера.

Сартыган и Парабилка сидели на пороге, дымя трубками. Анна гремела на столе посудой. В окно, рядом с развалившимся на лавке Пастиковым смотрела Стефания. В кути, все еще дико озираясь, чинила кожаные шаровары Василия остриженная как мальчик Вера. Аннина кофта и юбка Стефании были ей тесны. Вера еще не могла побороть пугливости, она недавно поднялась с постели. Крупное лицо девицы покрывали красные пятна. С ней старались как можно меньше разговаривать.

Пастиков расспрашивал камасинцев:

— Почему же ваши мало поймали маралов?

— Обутка не было… конь худой, люди потерял сила в тайге, — говорили старики. — Другой год больше будем поймать зверя. Маленько старшина хоронили, маленько гулял-да.

Анна накрыла стол и пригласила камасинцев чай пить. В квартиру зашла Стефания и позвала Веру.

— Садись за стол.

— Благодарю… Сытая, — застенчиво ответила таежница.

— Когда напьешься, тогда благодари, — сказал вошедший Василий.

Вера грустно улыбнулась, бегло взглянула на него.

— Хочу на рыбалке ее пристроить, — шевельнул бровями Кушненко. — Пойдешь?

— Мне все равно.

— О, такой невод шибко потянет, — усмехнулся Сартыган.

— Мы ее учиться отправим осенью, — заметила Стефания. — Пусть поправляется как следует и собирается.

Василий опустил глаза, почесал в бороде. Пастиков хитро спрятал улыбку.

— Это как он позволит, — кивнул директор на Кушненку.

— Мы и спрашивать не будем, — вступилась Анна. — Делов-то… Я вот расписаться не маракую, так много ли из этого толку-то.

Забрав ружье Пастикова, Василий ушел, переваливаясь, как будто у него болела спина.

В квартире стало жарко. Камасинцы, обтирая пот, допивали по шестой кружке, мусоля во рту сахар и сухари. Парабилка опрокинул кружку вверх дном и слезящимися глазами посмотрел на Пастикова.

— Как будем жить, начальника? — спросил он. — Алжибай умирал. Старшиной выбирал наша Сартыган. Надо камасинский народ поправлять хлебом… Беда голодал народ.

— Посылал нас за тобой. Надо ходить улус.

— Вот это дело, — усмехнулся директор. — Давно бы так надо.

Пастиков быстро собрался, хотел взять револьвер, но Сартыган сказал:

— Не надо брать маленькая ружья. Наша никого не тронь. Алжибай умирай — война кончал.

На озере рыбаки затягивали невод. Рассекая зеленоватые волны и громыхая мотором, катер набирал широту. На зазеленевшем берегу, среди рабочих, улыбались сородичам Чекулак и Джебалдок. Озеро покойно колыхалось, отражая солнечные лучи.

— Пойдемте со мной! — позвал директор молодых камасинцев.

До улуса их встретили две группы ребятишек. Черноголовые, загорелые мальчишки бросали камни в пенящуюся Сыгырду и, прислушиваясь к рокоту мотора, таращили удивленные глазенки.