Петр Петров - Крутые перевалы

Кушненко и Анна подхватили Веру и отнесли на берег. Зверовод потерял очки и спотыкался о наваленную щепу.

— Ну, как? — добивался он у фельдшера, сухого высокого старика.

Инженер и рабочие стояли, опустив головы. От людей пахло потом и смолой лесов. С посинелых губ Веры сползла бороздка крови, а розовое лицо сразу посерело.

Фельдшер отнял трубку от груди пострадавшей и положил ей на лоб компресс.

— Пока не безнадежно, — сказал он, бросив короткий взгляд на качающегося Севрунова. — Только, кажется, будут… преждевременные роды… А в общем-то счастливо отделалась.

Вера судорожно поддернула ноги и тихо застонала. В это же время над озером и над собравшимися рабочими сорвался навзрыд сильный женский голос. Это не выдержала Анна, вперед всех почувствовавшая тяжкую утрату матери.

Василий стоял, опустив голову, как приговоренный к смерти.

Работы по прокладке тракта кончались. Но из края все еще не было извещения о кредитах. Консервная фабрика отняла силы от рыбалки, и совхоз не мог своевременно погашать быстро растущую задолженность. Наезжающие кредиторы угрожали, жаловались директивным организациям.

Пастиков метался сам и торопил других, выслушивал доклады рыбоведов, биохимиков, сам принимал лесоматериалы для будущих построек и часто выезжал в район, где воевал с учреждениями из-за продуктов.

Заботы по посеву пшеницы и овса, а также по обработке огородов взяла на себя Анна. Огороды разрабатывались на берегу озера, одна часть предназначалась для совхоза, другая — для улуса. Трактор вторую неделю громыхал над полем, расширяя черный загон.

Муж и жена встретились в квартире Стефании, где отлеживалась Вера. В этот день она встала с постели и, похудевшая, смотрела в окно на расцветающее поле.

— Петя! Ведь мы опоздаем с посадкой картофеля, — заторопила Анна. — Завтра по-старому троица и надо обязательно управиться с огородами в два дня.

— Какой я к черту директор, — вспылил он. — В луже скоро утону, а она с огородом.

Но Анна настояла. На шелестящую травами долину спускался первый жаркий вечер. Колыханием ветра приносило на поля запахи черемухи. Упругая поверхность Ширана и долина облеклись в свинчатый цвет. Черная кисть сумерек смешивала яркие краски вокруг зеленого городка.

А на роспаши грузно и ворчливо двинулись машины с семенами. За автобусами, сработавшимися бригадами, в одних нижних рубахах, с разговорами, с задором шагали люди. Они только что поужинали и усталость отгоняли шутками.

Самоха с Анной и Василий размеривали черное вспушенное поле. На камасинской стороне гремели берестяными корзинами. Гортанные звуки смеха долетали к городку.

Покачивая площадками и мерно отбивая моторами, машины ползли по рыхлому полю вслед за рассыпавшимися в широкую цепь фигурами.

— Пореже, пореже, ребятушки! — гремел голос Анны. — Глубоко-то не зарывайте, а то и напрок не вылезет.

— А ну, семян подвози! Эй, шоферы! — откликались из темноты. Работники прибывали. Все плотнее и гуще смыкались темные цепки людей. Машины беспрерывно подвозили семена. И когда поднялось солнце, точно вымытое душистыми росами тайги, Анна увидела хромавшего Пастикова.

— Петя! Глянь, что сегодня провернули, — ее темные глаза горели навстречу солнечным лучам. — Ты подумай! Осталась только капуста… Огурцы и те посадили.

Она взяла его под руку и увлекла следом за удаляющимися машинами, за работниками, спешившими к озеру, на ходу снимавшими рубахи.

— Ну и хорошо ты придумал… Да ты тоже не спал? Смотри, ровно из больницы вышел.

На заросшем лице директора скользнула улыбка. Не сопротивляясь, он шел под руку с женщиной-товарищем, гордый этим сознанием. Что-то покойно-уверенное было в этом наступающем дне, в окружающем поле ландшафте, в самом себе и в этих людях, бултыхающихся в лазоревых волнах озера.

Но из ворот фабрики вышел Горлинский, и в голове Пастикова снова перехлестнулись тысячи мыслей. Инженер взмахнул испачканными руками и крикнул:

— Топлива, топлива, Петр Афанасьевич!.. Даем пробный ход двигателю. Скоро дадим свет.

Пастиков запнулся и поддержался за плечо Анны.

— Пробный ход? Свет!

Он смотрел в голубые, слипающиеся от копоти глаза технического руководителя.

— Да… Пробный… На днях попробуем немного замариновать рыбы, — продолжал Горлинский. — Я уже привожу погреба и посуду в стерильный вид… Водопровод тоже закончен… Эге, как вы уездились! Идите-ка лучше в постель. Государство не может дешево расходовать таких… Ведите-ка его, Анна Ивановна.

— Оставьте, надо за дровами наряжать! — отмахнулся директор. — Когда же это заграничное оборудование придет?

Инженер дернул плечами.

В одной из комнат поместилась контора вновь открывающегося прииска. Следом за артелями рабочих тянулись на Караган подводы с инструментами и продовольствием, а их, пыхтя и громыхая, обгоняли новые грузовые машины. В усилиях, в неудержимом порыве сплетались трудовые дни с короткими летними ночами. Первые партии рабочих прииска уже шурфовали около старых заросших разрезов, и каждый день в конторе совхоза, взвешивая добычу, прорабы и техноруки с удовлетворением отмечали кривую подъема процентов. Появившийся на Шайтан-поле легкий автомобиль беспрерывно летал в район, а оттуда телеграф торопил «Востокзолото» с посылкой продовольствия. Горный инженер, бойкий человек с черной острой бородкой, ежедневно говорил Пастикову:

— Удивительная недооценка была здешних возможностей, товарищ директор. Сегодняшний анализ дает прямо рекорд… Золото настоящее. Что-то большое будет, если мы оборудуем прииск по последней технике и установим драги.

— Будем стучать, товарищ инженер!

— Не стучать, а в набат нужно бить!

В один из вечеров в помещении городка брызнул электрический свет, что сначала всполошило камасинцев. Они бежали в улус и долго не соглашались вернуться к «шайтанову огню».

Горлинский нашел нужным сменить какие-то части и переместить отделение для стерилизации. Все свободные силы рабочих совхоза тем временем были брошены на заготовку топлива. Жаровые гудящие сухостойники успевали целыми долетать только до земли, где их дружно перегрызали пилы.

Накануне окончания внутренней отделки фабрики Пастиков одной рукой прижимал к уху телефонную трубку, другой удерживал около себя Стефанию.

— Нет, ты обожди… Федотов говорит, что сюда едут из края рабочие механического завода… И ты понимаешь, что нам нельзя ударить в грязь лицом…

— Но ведь все готово… Чего ты кипятишься?

Шутливый тон Стефании злил его.

— Нет, не все! Мне хочется, чтобы краевые работники не по-празднику, не по-парадному, на ходу увидели всю нашу работу. А где у нас фабрика? Это только скелет!