Петр Петров - Крутые перевалы

Каждый раз Стефания упрекала себя, подкладывая в папку заявления о вступлении в партию. Занятым строителям некогда было переключиться на массовую работу, поэтому и совхозная парторганизация сколачивалась самотеком. Два-три раза Пастиков и Стефания просили Федотова о высылке массовика, но в районе каждый человек расценивался дорого и его не давали.

Пьянка и связанные с ней прогулы встревожили организаторов. За два дня до партсобрания был вывешен плакат, написанный размашистым почерком Стефании. Совхозники подходили группами и горячо обсуждали это новое явление на строительстве. За час до начала около конторы шумно толпилась молодежь. Над головами собравшихся клубился махорочный дым. За углом парень в длинной красной рубахе босыми ногами отплясывал подгорную. Гармошка хрипела, как несмазанная ось.

Джебалдок и Чекулак несмело вошли в квартиру Стефании.

— Наша хочет в партию! Ты скажи, возьмут или нет?

— А почему не возьмут? — Стефания ободрила парней взглядом. — Только араку пить нельзя.

— Маленько гулял. — Чекулак стыдливо опустил сверкающие глаза. — Худо работал, когда гулял…

— Ну вот и хорошо, что вы сами понимаете это!

Пастиков установил под окнами конторы стол для президиума. Над зашумевшим полем заливисто пронесся звон колокольчика. Живой круг сжался теснее. Короткий доклад Стефании о роли партии прослушали без единого шороха, без обычных подкашливаний. Даже не вспыхивали цигарки. Только по озеру говорливо перекатывались волны.

Дольше доклада затянулись вопросы.

— Можно ли партийным молиться?

— Как будут принимать камасинцев?

А один из таежных отшельников, иконописный старообрядец с раздвоенной рыжей бородой, широким жестом остановил докладчицу:

— Мне слова, товарищи граждане! Стало быть, дело это партийное мы понимаем так: да будет едино стадо и един пастырь над братией беднотой, как сказано в писании… али как по-вашему?

Взрыв смеха заглушил оратора.

— Не маячь, помело!

Стефания встряхивала волосами, разъясняла, убеждала, обливалась потом. И когда приступили к разбору заявлений, она притянула из толпы Чекулака и Джебалдока.

— Товарищи, вот первые кандидаты!.. Они, правда, немного провинились, но чистосердечно раскаялись в этом.

Стоявшие позади президиума улусные подвинулись ближе, и будто по команде, под громкие шлепки понеслись голоса:

— Оехо! Принимай наших!

— Правильно!

— Дельные ребята!

— Доказали на практике!

Верткий Чекулак не утерпел. Он подскочил вверх и, согнувшись коромыслом, ударил кулаком в землю.

— Товарищи, за белую водку копайте нас сюда! — закричал он. — Белая водка — худой.

— Оехо, — хором подтвердили камасинцы.

Заря рассыпала розовые цветы на затуманенное Шайтан-поле, когда собрание утвердило последнего кандидата. Но люди бодро зашагали в столовую по зову совхозного колокола. Они без опоздания встретили очередной восход солнца.

Самоха остановил Стефанию около крыльца и, опустив голову, необычно серьезным тоном сказал:

— Тут ребята из моей бригады и из других спрашивали насчет поступления в партию…

— Ну что же, пусть подают заявления… А сам-то ты как?

Кутенин виновато заглянул ей в усталые глаза.

— Надумал и я, ежели што… Только боюсь осрамиться… Откажут, так совестно как-то…

— Почему?

— Бухтил я… По пьянке зашивался, не лучше других.

— Ну, Кутенин! Ты всегда чего-нибудь сморозишь.

Стефания до боли сжала его руку и проводила до берега, где рыболовная артель чинила растянутые на песке невода. Рыбаки зашевелились, начали оглядываться на дорогу; по ней, качая кузовом, шла грузовая машина. Из общежития выскочили Пастиков и инженер Горлинский.

— Наверное, динамо привезли, — догадалась Стефания.

Машина остановилась около конторы. Рыбаки побежали к ней. Двое приезжих запыленных людей вышли из кабины и направились в помещение. Это были уполномоченный золотой промышленности и горный инженер. Горлинский, взобравшись на площадку, раскупоривал ящик, в котором помещалась долгожданная динамо-машина.

Весть об открытии новых золотых приисков быстро облетела ближайшие районы, хотя официального объявления об этом никто не давал. Тайга зашумела.

— Куда же шлепаете, земляки?

— На Караган.

— На Караган? А чево там завиднова?

— Сказывают, наемка на прииск идет… Золото богатое отыскалось, что ли…

— А-а-а!.. За длинным рублем, значит?..

— Хоть бы и так!

— Ну, ну… Мешки под деньги-то побольше припасайте да нас на подмогу зовите.

— Унесем и сами как-нибудь…

Это разговоры по дороге через Черную падь. Комиссия по обследованию Карагана еще не опубликовала результатов разведки, а люди, пользуясь широковещательными слухами, шли целыми партиями. Они шли, потея под котомками. На поводках прыгали быстроногие охотничьи собаки. На плечах болтались ружья. За мужчинами, подобрав юбки, следовали женщины. На этом пути сошлись и старые приискатели и охотники, давно тосковавшие о таежном житье и поэтому не осевшие на пашне. На остановках, под щедрой сенью лесов, одни и те же беседы:

— А ну, как и в сам деле зря подошвы точим?

— Мудренова нет… Ить што б разузнать на месте.

— Толков, вишь, не хватает.

— А тужить-то о чем?.. Не выпляшется с золотом, так шишка к августу поспеет.

— А там и бельчонка дойдет…

— Да чево там! У советской власти работы найдется…

И так, подбадриваясь собственными словами, топали по шоссе залощенными ичигами.

На Шайтан-поле планомерно, как ход механизма, двигалась работа. Инженер, все организаторы и прорабы сосредоточили силы на установке электродвигателя. Машина-богатырь, поблескивая на солнце красками, медленно ползла по бревнам в желтеющее новизной помещение. На покатах завивались кольца влажной стружки. Левый сдавал, и машина кренилась на бок.

— Подхватывай вагами! — командовал Самоха.

— Веревки, веревки натягивай! — откликались ему.

— А ну поддай плечами!

Двигатель уже был поставлен на свое место, когда позади раздался хряст сломавшегося поката и приглушенный крик людей. Из дверей помещения кричащей лавиной повалилась толпа. Она громоздилась в давке и столкнулась около свалившегося чугунного котла, предназначавшегося для варки консервов. А внизу, будто из-под земли, шли придушенные, мучительные стоны.

— Вера! Вера! — всплескивала руками Стефания.

Пастиков с Севруновым и Самоха толкали плечами край котла и, изнемогая, кричали.

— Давай разом! — харчал Никулин.

Котел поднялся с глухим звоном, и Пастиков с ужасом в округлившихся глазах выдернул сильно ушибленную Веру. А дальше ее лежали трое рабочих, пришибленные выпуклым боком котла.