Петр Петров - Крутые перевалы

— Брось! — крикнул Пастиков.

Пойманных вывели на свет. Жалкий вид бандитов вызывал отвращение. Они тряслись, корчились, стучали зубами.

— Надо отогреть и немедленно отправить в район, — распорядился начальник отряда.

Арестованных увели в соседнюю юрту, из трубы которой плавно выходил сероватый дымок. Камасинцы плотно обступили Пастикова. И два молодых парня поставили перед ним на ложе семь охотничьих ружей.

— Это возьмешь или нам подаришь? — спросил один из них.

— Возьми себе, — махнул рукой директор. Он поднял голову и громко заговорил: — Вот что, товарищи камасинцы. Переезжайте на старое место скорее. Теперь вы видите, что мы вам худого не хотели. А вы послушали старшину и заморили себя и детей. Нехорошо так. Верно ведь? На вас смотреть больно.

— Правда, много умирал ребятишка и старики, — вздохнула старая камасинка.

— Ну вот и смотрите теперь сами, где лучше. У нас есть сухари и много всяких товаров. Давайте работать вместе.

Пастиков еще не кончил, когда к ним подвели трех оседланных лошадок. Пожилой камасинец сказал:

— Это тебе за ружья и хорошее слово, начальник. Наша поедет улус, только не ругайся, когда мы будем хоронить старшина. Вера наша такой.

— Это ваше дело.

Садясь на лошадь, Пастиков видел заплаканные несчастные лица женщин и теплоту в их опечаленных глазах.

— Смелость нам нужна, — улыбался секретарь райкома, быстро шагая по комнате. — Питомник — хорошо, фабрика — еще лучше. Но за тракт ты берешься рано, и я не одобряю тебя… Ты должен знать, что твой бюджет не выдержит, хотя бы и нагнать на него железные обручи.

— Но, Федотов, деньги-то пустяковые! — говорил Пастиков. — Даю слово, что через два года эта ссуда будет возвращена с процентами.

— Все равно, нужно только через край и Москву возбуждать, ходатайство, — не сдавался секретарь. — Ничего не отчислю на твою работу. — Он круто загибал книзу смуглую шею, и Пастиков видел в его глазах пустоту. Казалось, что секретарь и шагал только для того, чтобы не заснуть.

— Но ведь долго протянут там, а мы можем располагать рабочей силой только до мая, — доказывал Пастиков. — Насыпь ведь хорошую сделать, а это не так трудно.

— Ты забываешь, что кроме всего этого потребуются грузовые машины, кони. Ну, оттуда, скажем, пойдет рыба, мясо, рога, лес… — Федотов загнул четыре пальца и взглядом черных оживших глаз уставился на чернильный прибор.

— А золото! — не усидел Пастиков.

— Все это еще в горах и неизвестно, какие там будут месторождения. Плохо, что ты берешься за все.

— За все и надо браться. Мы ехали ловить зверей, а напали на рыбу, чего же тут особенного?

Федотов рассмеялся.

— Да у тебя там все есть, но не понимаешь ты меня.

— Да ты обожди, — загорячился Пастиков. — Если дело так пойдет, как с рыбой, то мы не задумаемся перестроить наше хозяйство или создать рядом другое. Ну скажи, если будет рядом лежать золото, что же смотреть на него?

По лицу секретаря Пастиков видел, что на этот раз, действительно, вопрос не разрешится так просто, но все же договорил до конца.

— Сейчас бы мы дешево и скоро заготовили материалы, в апреле и мае положили насыпь, а самое крайнее в июле по тайге была бы добрая дорога. Ты забываешь, что Черная падь ежегодно будет давать лесу и кедрового ореха на сотни тысяч.

Пастиков так разговорился, что до тонкой ощутимости представлял свистки паровоза, громыхание драги и стонущие звуки покоренной тайги. Ему стало смешно и страшно.

Но Федотов плотно сжал его руки.

— Хорошо, Пастиков!.. Я подумаю и приеду посмотреть твое строительство… Когда, говоришь, в июне лучше приехать?

Директор тряхнул головой, как будто отгоняя сон:

— Если все оборудование дадут вовремя, то, может, к этому времени мы начнем делать консервы.

— Ну это ты соврал. Оборудование нужно заграничное.

— Не соврал! Попробуем своим способом.

— Фантазер ты, — улыбнулся секретарь.

Пастиков задержался в районе.

Дощатые ребра крыш курили паром и сыпали первую звонкую капель. Опаленная солнцем дорога разрезала улицы черной бороздкой. Во дворах, опьяненные радостью весны, горланили петухи, а на завалинах, согнувшись кольцом, грелись линяющие собаки.

И Пастиков будто теперь только спохватился, что через несколько дней наступает апрель. Об этом же напомнили ему приехавшие Анна и Самоха. Они наперебой рассказывали таежные новости. Пастиков шел на общее собрание рыбинской артели и поэтому проявлял нетерпеливость.

— Значит, вышел хлеб и опять заартачились камасинцы?

— А то, о чем же тебе и толмачат, — негодовал Самоха. — Стало быть, двадцать маралов привели и забастовали.

— Но что же хлопали все вы? — Директор пинал замерзшие комья навоза и сопел.

— А што ж мы могли? — оправдывалась Анна. — Свой хлеб опять отдали им, а сюда вот приехали за свежим запасом… Ведь кабы ты знал, что там делалось! Чуть Чекулака и Джебалдока не порешили.

— Ну, последний год я езжу сюда за хлебом! — погрозил Пастиков кулаком и свирепо схватился за дверную скобку. Но, оглушенный криками колхозников, остановился на пороге длинного помещения.

— Проходи, проходи, друг!

— Давай, давай!… Год почти не видались!

Его протолкали к столу президиума, за которым сутулились Соколов и Федотов.

— Богатый стал ли чо ли? — не унимались веселые голоса.

И по этим смеющимся лицам, по сверкающим глазам он чувствовал, что здесь он по-прежнему свой. И вдруг ему захотелось поделиться всем, что мучило, волновало, вызывало сомнения. К тому же вспомнилось, что артель заняла первое место в крае по всем кампаниям. Он почтительно снял шапку и оглянул собравшихся. В голосе уже не было гнева.

— Товарищи рыбинцы! При вашей помощи мы прошибли дорогу в тайгу… А помните прошлогодние смешки некоторых, даже руководителей района? Так неужели мы не сумеем наладить путь через Черную падь?

Хотел сказать многое, а слова не шли. Да и было все понятно. Бородатые и молодые лица, ширясь и светлея, плыли навстречу в махорочном чаду. И не было неожиданностью, когда из всех углов, посыпалось ободряющее:

— Што же, дергай, Петруха!

— Правильно! И дорогу проложим и хлеба дадим…

— Знаем!.. Не трепач!..

— Да оно вить сами заробим и тебя не потопим… Довольно на рваных гужах ездить!

Пастиков стоял, поворачивая раскрасневшееся лицо на выкрики, и покачивался, будто его мотало оголтелым ветром.

— Ну и что же, товарищи… Допустим, если не нынче, то осенью обязательно закончим эту дорогу. А если начнется разработка приисков, то пусть-ка попробуют заброску грузов по такой пропасти.

Пастиков здесь делал ударение, как будто вопрос о добыче золота был уже решен.