Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— Стоп! Стоп! — скомандовал Ванька. — А ведь вы неправильно меня поняли. Я что сказал: я как все. А все, к счастью, у нас взятки не дают, дают лишь отдельные личности, вот что, дорогие мои, я имел в виду.

— Что имею, то и введу, — невпопад передразнил Кряжистый Ваньку. И добавил: — Обратный ход, значит? — Видно было, как у него вздулись ноздри.

— А никакого обратного хода, я просто согласия не давал.

— Ну и решай сам тогда, как выйти из положения.

— И буду решать.

Ванька тут же и пошел в конторку, где вчера утром, вернее, меж утром и обедом, разговаривал с Иваном Даниловичем. Его действительно не было, сидели лишь две моложавые женщины. Ванька обратился к ним, спросил, что им делать. Время идет, а они уголь не разгружают, а затем на совхоз наложат большой штраф, как же им быть?

Женщины посмотрели на него удивленно.

— А почему вы не разгружаете? — полюбопытствовала та, которая вчера первой обратила внимание на Ваньку и которая потом что-то шептала своей соседке.

— Наш экспедитор сказала: Иван Данилович запретил, причем категорически. Какой-то вагон с оборудованием хотят перегнать и поставить на нашу колею.

Женщины переглянулись.

— Первый раз слышим, — вступила в разговор вторая. — А ну обождите минуточку — разберемся. — Женщина подвинула, к себе телефонный аппарат, накрутила какой-то номер. — Алле! Алле! Диспетчерская? Дайте мне Федорова. Федоров? А где Иван Данилович? Ушел. Куда ушел? Домой. Его вызвали? Кто вызвал? Не знаете. Хорошо. Объясни мне, Федоров, какой там вагон с оборудованием Иван Данилович собирался перегнать на шестую колею? Перегнали уже. Когда? Вчера. Ага. Ясно. Спасибо, Федоров. Все. Вопросов к тебе больше нет, — и она положила телефонную трубку. — Ну вот, — подчеркнула женщина, — а вы говорите… Разгружайте спокойно, у вас еще впереди два дня, успеете.

Ванька некоторое время стоял без движения. Затем сорвался с места и вихрем помчался туда, где стоял их вагон с углем, к мужикам, к Танечке и Лене.

«А Леня-то, Леня, а! Каков молодец!» — восхищался Ванька парнишкой по пути.

Ваньке не спалось почему-то. Вот дьявол какой, вроде бы и устал до изнеможения, и время видеть сны разные, а вот не получается у него с этим — хоть убей, глаза будто стеклянные, он их закрывает, они тут же — луп-п! Он приподнялся — мужики давят клопа, Леня тоже от них не отстает, посапывает тихонько. Ну чего лежать впустую, подумал, в самый раз хлебнуть свежачка, в смысле вечерним моционом побаловаться, как любили подчеркивать в колонии. Глядишь, и придет тогда сон.

Ванька оделся тихо, на цыпочках вышел из комнаты.

Ночь стояла чистая, зарождающаяся луна выставила рожки вверх. Судя по приметам, к жаркому лету, к жарким дням.

Откуда-то справа донесся лай собак. И еще кому-то, видимо, не спится.

Ванька походил-походил, затем вернулся и опустился на крыльцо.

Сидел, думал о разном. Вспомнилась Зинуля. Обиделась, наверное, она на него. Тетка Ульяна заметила, будто девчонка заикаться не стала. Это хорошо. Неужели смерть матери повлияла, она и заговорила чисто, а? Сказывают, такое возможно, редко происходит, но случается. Клин клином вышибают.

Ничего, успокоил себя Ванька, вернется в Кирпили, зайдет к Переваловым и извинится перед Зинулей. Ну вышло так, ну ляпнул, не подумав. Нельзя же теперь всю жизнь дуться. И тетка Ульяна, надо же, как за Зинулю! Понятно, Зинуля без него, считай, и жила у нее.

Потом подумал про Катерину. Неловко с ней как-то получилось. Ерунда, в общем, какая-то. И тот мальчик, сынок ее: «Дядя, ты папа наш?» У него и теперь мороз по коже.

Сзади скрипнула дверь. Ванька тотчас оглянулся — кто еще ходит тут?

— Леня! Чего вышел?

— А так, не спится что-то.

— Тебе? — Ванька шутливо погрозил ему пальцем. — Знаю… Я в твои годы…

Леня перебил его:

— А сколько вам? — Он к Ваньке почему-то на «вы» обращался.

— Много.

— Вы еще молодой, — не согласился Леня.

— Был когда-то.

— И теперь молодой.

— Молодой, да ранний.

— Что вы имеете в виду?

— Это я просто, — сказал Ванька, — к слову.

— А-а…

Они помолчали.

На звездном небе вдруг прорезалась белая линия.

— Во-он, во-он! — вскочил Леня. — Звезда упала!

— Вижу, вижу, Леня. — Ванька одернул парнишку за брюки. — Не кричи так сильно, людей разбудишь.

— Да тут из пушки стреляй — они не пошевелятся, спят как упитые.

— Упитые? Как это?

— Ну как… Напились — и спят.

— Х-мм, а я решил: ты оговорился, хотел подчеркнуть — спят как убитые, а сказал по-другому.

Леня усмехнулся:

— Не-ет, я это и говорил: как упитые.

— Понятно.

— А вы и вправду, — Леня выдержал небольшую паузу, — в колонии сидели или просто наговариваете на себя?

— Я на себя наговариваю? С чего ты, Леня, взял?

— Ну, вы все: у нас в колонии, у нас…

— Было дело, Леня, сидел. Таить нечего.

Леня помялся:

— Мне неудобно как-то…

— Что неудобно? — опередил его Ванька.

— Спрашивать у вас: за что вас посадили? Вы нахулиганили, наверное, да? С кем-то подрались? Сейчас ребята много дерутся, иногда до крови.

— Ребята и раньше дрались. И тоже до крови. Ребята всегда дерутся, на то они и ребята.

— А я драться не люблю.

— И плохо.

— Почему?

— Себя всегда защищать надо. А будут девушка, жена, девушку и жену нужно защищать. В конце концов, своих друзей, близких, знакомых.

— Вы, наверное, кого-то защищали, а вас… Так, да?

— В некоторой мере — да.

— Я уточнять не буду, с моей стороны это будет выглядеть бестактно, верно?

— Не знаю, не знаю.

Леня вздрогнул — от ночной прохлады.

— Иди спать, — сказал ему Ванька.

— А вы?

— А я еще маленечко посижу, вечерний моцион приму.

— Какой же он вечерний — ночной уже.

— Значит, ночной.

— Я тогда тоже посижу, — решил Леня.

— Завтра тебя не добудимся. Мужики на тебя нападать будут.

— Ну и пусть нападают. Я их не боюсь.

— Я убедился. Молодец! — похвалил его Ванька. — Тут ты проявил характер.

— А вы?

— Я? Наверное, смалодушничать хотел.

— Не-ет, — возразил Леня, — Я сразу заметил: вы на то не пойдете, у меня глаз острый. Так оно и вышло, я не ошибся.

— Спасибо тебе, Леня.

— За что спасибо?

— За все. Что ты вот такой… честный.

— Я — честный? — Леня помолчал. — Не совсем.

— Что такое?

— У меня сестренка во второй раз уже двойку из школы приносит. Мама мне ее контролировать повелела. Я и контролирую. Только вот про двойки маме ничего не говорю. Сестру жалею. Знаю: скажу маме, та начнет бить ее. Мама у нас строгая.

— А папа? Папа у тебя есть?

— Папы, к сожалению, нету.

— Где же он?

— Папа?

— Ну.

— Нету его.

— И не было?

Леня хмыкнул:

— Ну вы даете! Как же не было, когда есть мы, я и сестренка.