Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— Верно, верно, чего это я? — прикинулся наивным Ванька. — Кстати, Леня, а ты учиться не собираешься, ну, поступать куда-нибудь? У тебя какое образование?

— Восемь классов.

— Учился хорошо?

— По-разному. В основном трешки да четверки получал. В общем, средне.

— И что, больше учиться, не думаешь?

— Не знаю. Но сейчас именно нельзя.

— Отчего?

— Мама моя уборщицей в совхозной конторе работает, семьдесят рублей зарплата. Она сама говорит: сыночек, трудно нам жить. Был бы отец, было бы легче, а так… Я и пошел работать. Я директору совхоза сразу сказал: трудностей не боюсь, посылайте туда, где хорошие деньги платят, я не подведу. И жаловаться на меня никто не станет. Я хочу, чтоб нашей маме было хорошо, легко, чтоб она никогда не говорила, что нам трудно. Вот чего я хочу. Так что пока не до учебы. А там видно будет.

Ванька выслушал Леню и почувствовал комок в горле. Он почему-то долго не проходил, застрял, проклятый, и ни с места.

— Вы чего, — толкнул его Леня, — задремали, что ли?

У Ваньки наконец прошло: фу-у!

— Нет, нет, Леня, это я так… Слушаю.

— А я все сказал.

— Все? А-а, ну да, конечно.

Ночь стояла тихая, спокойная. В такую ночь вольготно парочкам, два разных сердца, по-разному стучат, но они рядом, и им хорошо, тепло.

— Ну что, пойдем, Леня?

— Ага, — согласно кивнул Леня, но подниматься не спешил. — Вы знаете, — заговорил он снова, — вы вот пока ходили в ту конторку, пока решали все, я на один вагон обратил внимание, немного в сторонке он стоял, с оборудованием каким-то. Я подошел к нему, а там крутится человек. Ну я и спроси, конечно, поинтересуйся: что за оборудование, которое почему-то накрыто брезентом, не танки ли, случаем. А он в ответ улыбается и говорит: ты чего, парень, з глузду зъихав? И объяснил: то пресс для кирпичного завода, а получатель его колхоз «Дружба». Это ваш, кирпилинский колхоз.

— Наш? — Ванька вскинул голову.

— Да, ваш. И дядечка тот из Кирпилей. Говорит: их председатель задумал в колхозе свой кирпичный завод построить, сначала небольшой, а там видно будет. Дядечка тот утверждал, что на кирпичном хорошо платить будут. Так вот я, если что, пойду туда, в колхоз «Дружба». Я себе сразу так и прикинул, как только услышал от того дядечки…

— Нет-нет, Леня, довольно тут сидеть, пойдем отсюда, спать надо, — и Ванька решительно встал.

Сколько же можно испытывать его терпение!

Вагон с углем разгрузили они на третий день поздно вечером и потому уезжать из Разбавино не захотели, решили переночевать на месте. В Заречный приехали утром.

Их встретил Филипп Ненашев.

— Ну как, все в порядке? — спросил он у Танечки.

— Слава богу.

— Ну хорошо. Сегодня и завтра отдыхайте, а в понедельник на работу. — Филипп повернулся к Ваньке: — Я скажу шоферу, он тебя доставит домой.

— Не надо, — возразил Ванька. — Я пешком.

— Что такое?

— Мне еще к директору зайти надо.

— Что-то случилось?

— Я, наверное, заберу свое заявление.

— Погоди, погоди, давай разберемся, — Филипп Ненашев ничего не понимал. — Все нормально, говорите, а ты решил заявление забрать, объясни, пожалуйста, причину. Вы что, не поделили там чего?

— Почему? Все хорошо было.

— Ну вот. Тогда чего же ты заявление обратно берешь? — Может, перед отъездом я что-то сказал недоброе? — предположил Филипп Ненашев.

Ванька поднял вверх руки:

— Нет-нет, Филипп Александрович, все хорошо. Напротив, спасибо вам. Я не буду сейчас объяснять, потом, потом, ладно?

— Ну смотри, — не стал принуждать Ваньку завотделением.

Они расстались.

В тот же день Ванька заявление и забрал из совхоза.

Утро раннее, только вторые петухи прокричали, а Афанасий Львович Каширин уже на ногах, в своем кабинете. Когда еще в нем посидишь — лишь в предрассветные часы. За день бумаг наберется столько — успевай изучить, подписать, какие надо. Изучил, подписал, затем начинается дневная круговерть. Вот тут дело ключом бьет — чего говорить, иногда голова кругом идет! Колхоз хоть и небольшой, людей в нем немного, площадей земельных тоже, а все равно хозяйского глаза требует, особого внимания, да и время теперь такое, что без четкого хозяйствования и того самого особого внимания не обойтись. Вон в соседней «Родине» председатель как развернулся — у него масштабы! Правда, и колхоз там — дай боже, один из крупных в районе. Но все равно председатель его молодец, первым делом урожайность поднял, но прежде настроил на работу людей, сумел с ними общий язык найти. А потом уж пошло: строительство ферм, складов, мастерских, техникой колхоз обеспечил, но что самое важное — жилье поднял. В поселке коттеджей понастроил с вензелями различными, колоннами, балконами да гаражи предусмотрел, машин еще у людей раз, два — и обчелся, только покупать начали, а он, председатель, и этот вопрос уже решил — будущее, будущее! Вон как, оказывается, надо — с прицелом в перспективу! А теперь в поселке их любо-дорого глазу. Улицы украшают пирамидальные тополя, не улицы — аллеи парка. Но «Родина» и парком обзавелась, и новым Дворцом культуры, кроме того, пляж, пруд устроила. Все верно, все для людей, для колхозников. Вот о том и он, Афанасий Львович Каширин, мечтает. Когда был главным агрономом, старался земли беречь, удобрять, урожайность поднять. Получилось. Их колхоз теперь в районе в передовых, на всю область, считай, гремит. Но урожайность урожайностью, а надо и о людях подумать, они на износ, можно сказать, работают, а что взамен имеют, какие у них льготы? Во, то-то же! С этим делом в «Дружбе» еще не все, к сожалению, ладно, тут работы непочатый край. От прежнего председателя Афанасий Львович принял… Что принял? Э-э, голову поломал, пока все на ноги, как надо, поставил. Много его предшественник намечал, много говорил и людям обещал, а выполнить не выполнил — не доходили, оправдывался, до всего руки, текучка заедала. Оно, возможно, и так, текучка и вправду мозги сушит, все творчество из души вытравливает. Но то не оправдание, коль стал у руля колхоза — держись крепко, умей управлять. Научишься это делать — команда тебя слушать станет, а коль команда за тобой пойдет — не страшны тогда ни горы, ни реки, вот так!

Афанасию Львовичу, как только он стал председателем, больше всего не давала покоя мысль, что они не имеют своего кирпичного завода. Без него — что без рук. А ну погоняй в район, город машины и трактора с прицепами за кирпичом да шлакоблоком. Это же колоссальные расходы, если прикинуть: бензин, резина, сама техника. Не рубли и не копейки — целое состояние! Да что там! Нужен, нужен «Дружбе» кирпичный завод. Опять к той же «Родине» обратиться: что в первую очередь сделал ее председатель? С кирпичного завода начал. И пошло, и поехало у него тогда дело. Вот и он, Каширин, того же добьется, из кожи вылезет, а добьется. Вот только бы ему со стороны никаких подножек, проволочек, а то, к сожалению, и такое бывает, у одного человека мысль в одном направлении, в правильном, что ли, в ключе прогрессивного, а у иного, наоборот, против течения, и не замечает он почему-то, тот, другой, что служит помехой, мешает общему развитию. Уйди с дороги, сгинь! — так ему и хочется сказать, ан не скажешь, ибо дело то непростое. Снова же мысль тревожит: а вдруг ты и не прав, обвиняя человека в торможении жизни, а вдруг… Во-во, это и плохо, срабатывает инстинкт самосохранения! А говорить как раз надо, открыто, решительно, со знанием дела, ничего не бояться, и тогда можно будет что-то изменить, чего-то добиться существенного. Хорошо и то, что партия и правительство в последнее время на это нацеливают — на самосовершенствование, на демократизацию. Много теперь об этом говорится — и правильно, и хорошо. Крепче от того люди становятся, здоровее общество. А здоровое общество — монолит, который не сдвинуть, не разрушить.