Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— И в совхозе, и в колхозе деньги приработать можно, нужно только стараться.

Петру Бродову, видимо, Ванькины слова не понравились:

— А ты что ж, Бес, считаешь, мы деньги получаем, а не стараемся, да?

— Слушай, Петр, — взмолился Ванька, — помолчи хоть раз, не лезь ко мне. Тебя к председателю вызвали? Вот стой и жди его. А я тоже ждать буду.

— Что, молча? Вот так стоять и ждать? — Петр Бродов будто ничего не слышал.

— Да, молча.

— Интересно!..

— Слушай, Петро, — вмешался Венька Малышев, — а ты и правда оставь в покое человека, он тебя не трогает, и ты его не трогай.

Это на Петра Бродова подействовало.

Ванька благодарно посмотрел на Малышева — тот заметил его взгляд, подморгнул: не дрейфь, мол, не таких сворачивали, живы оставались, с этим как-нибудь справимся. Ванька и раньше знал, что Малышев ему симпатизирует — и жалеет, и уважает его.

То, что с Бродовым он с первых минут начнет цапаться, следовало ожидать. Но Ваньку сейчас другое беспокоило — уже скоро восемь, а Лени все нет. Неужели парнишка передумал, а? А так ему хотелось помочь. Ванька понимал: берет его на свою ответственность — как-никак работа трудная, сложная, с ней не любой справится, может спасовать. А коль так, за ним, за Леней, нужен будет глаз да глаз — зачем и до крайности, к примеру, доходить, чтобы парнишка переутруждал себя. Он, если пойдет в бригаду, станет, конечно, из кожи вон лезть, чтоб оправдать доверие, которое ему оказали, вот тут-то и не упустить этого момента и парнишку вовремя предостеречь.

Ванька поглядывал на часы — стрелки приближались к назначенному времени, а Лени не было и не было. Значит, передумал, решил он, или же отсоветовала ему мать. Может, она права, подумал Ванька.

Вскоре к правлению подъехал «газик», из него легко, будто на тренировке, выскочил Каширин.

— Бригада «ух-х»? — бросил он на ходу.

— Работает до двух! — добавил Петр Бродов и хохотнул.

— А дальше что? — Каширин приостановился.

— Чаи гоняет, Афанасий Львович, — продолжал Петр Бродов, — а чего еще делать в рабочее время?

Каширин хитровато посмотрел на него.

— Э-э, э-э, — погрозил пальцем, — кое-кто находит, что делать, смекалка имеется, — но тотчас переменил тему. А через минуту пригласил всех к себе в кабинет.

Кроме приглашенных присутствовали еще зампред Матекин, секретарь партбюро Валерий Анатольевич Краев, бухгалтер колхоза Карандашев, словом, все, кто должен быть причастным к строительству кирпичного завода.

Каширин сидел за столом, остальные — по-над стенкой.

Он осмотрел присутствующих:

— Собрались все?

Ванька поднял руку:

— Лучнева нет из Заречного, задерживается.

— Задерживается, говоришь? Это плохо. Задержаться я могу где-нибудь, я — председатель, а любой другой — опаздывает. Это плохо, — еще раз подчеркнул Каширин. — Ну ладно, на первый раз, так и быть, простим, тем более он молод, так?

— Так, так, — поддакнул Ванька.

— Ну что, товарищи, начнем наше совещание. — Каширин поднялся. — Вот мы и дожили до той минуты, когда переходим к конкретному действию. Вы, наверное, все знаете, что колхоз планирует сооружение своего кирпичного завода. Вопрос этот назревал давно, давно бы уже и завод иметь надо было, но не вам объяснять, почему с ним затягивалось: ассигнования, оборудование, ну и прочее и прочее. В общем, проволочек у нас было уйма. Однако теперь, к счастью, дело сдвинулось с места; и деньги, и оборудование появились, в настоящий момент приступаем к строительству. Для начала создадим бригаду, а возглавит ее Иван Иванович Чухлов. Остальные члены бригады… — и председатель колхоза перечислил всех поименно.

— Хм, хм, — кашлянул вдруг Бродов. — Афанасий Львович, а чего так: Бес только из тюрьмы вернулся — и ему бригаду, а я, к примеру, всю жизнь на ферме скотником, горб наращиваю, как та Юркова могила, напротив которой наш кирпичный собираемся строить, и мне ни пряника, ни баранки, я что же, хуже Беса, так получается? А чего бы мне не возглавить эту бригаду, скажите?

По-над стенкой прошелестел смешок — ну, дает, ну, дает, Петр Бродов, как тот солдат из сказки, который для старухи со стариком из топора суп варил! Находчивый, оказывается, и разумный — вон как рассудил!

Председатель тоже усмехнулся.

— А чего вы, Афанасий Львович, улыбаетесь, чего вот улыбаетесь, — тотчас укорил того Бродов. — Я ведь не шучу, я серьезно.

— Ну, если серьезно, Бродов, — заговорил строго Каширин, — то ты свои возможности чересчур преувеличиваешь, стаж — еще не повод, чтобы тебя поставить во главе бригады.

— Простите, — уточнил Петр Бродов, — что же тогда повод?

Кто-то из сидящих, кажется, Венька Малышев, шикнул — да пусть сядет и успокоится, чего людям понапрасну мозолит глаза, надо дело как следует обговорить, нечего мешать.

Но Петр Бродов и не думал успокаиваться, огрызнулся в свою очередь:

— Не лезь поперед батька в пекло. Я слово держу, а ты соси палец в это время. У нас демократия, что желаю, то и говорю.

Малышев не выдержал, вскочил:

— Говоришь, демократия? Да, у нас демократия. Есть что сказать — не молчи, добивайся правды. Но то, что ты ляпаешь тут, знаешь, что это такое? Знаешь?

— Ну?

— Нет не знаешь. А я объясню: де-ма-го-гия!

— Чего, че-го-о? — нервно переспросил Петр Бродов и ехидно хихикнул: — Что, опять научное словечко, да?! А смысл? Каков его смысл, соображаешь?

— Ну не-ет, — возразил тому Малышев, — тут ты меня арканом не зацепишь, слово «демагогия» я знаю! Объяснить, а?

Каширин поднял руку:

— Стоп! Стоп! Товарищи, мы куда с вами собрались, мы что, на профсоюзном собрании, что ли? Но ведь и на профсоюзном собрании себя не ведут так. Надо в конце концов знать порядок и культуре нам с вами учиться. Ну что это такое? Собрались в кабинете председателя и сидим, как те старухи на лавочках, щелкаем семечки и препираемся! Прекратим эти разговоры! Делом займемся! Единственное: я хочу подчеркнуть, вернее, довести свою мысль до конца. Петр Ефимович задал вопрос: почему не он? Так вот, уважаемый Петр Ефимович, чтобы возглавить бригаду, необходимо обладать организаторскими способностями, у Чухлова как раз они есть, он это на практике подтвердил.

— Мы знаем, — снова злорадно выкрикнул Петр Бродов, — однажды он проявил себя!

— Вот и хорошо, Петр Ефимович, что знаете. Мы тоже, — добавил Каширин, сглаживая ситуацию. — Итак, продолжим наш разговор… — И совещание вошло, наконец, в нужное деловое русло.

В разбавинский райисполком Прокин приехал по разным делам, но было у него и свое, если так можно сказать, личное. По этому личному он и хотел встретиться со вторым секретарем райкома партии Юлием Кузьмичом Гнездиловым. С ним Прокина связывала давняя дружба. Одно время Гнездилов работал инструктором в РИКе и как-то приехал в Кирпили с важной особой, как потом выяснилось, председателем райпотребсоюза Морышевым Гавриилом Акакиевичем, Гнездилов того звал просто Гавриилом. Так вот Гнездилов, прикатив в Кирпили, сначала съездил в степь, затем — на Юхимку. Вернулся — к Прокину: мол, так и так, нужна его помощь. Пожалуйста, о чем речь! Прокин в доску разобьется, а таких людей, как они, в беде не оставит, еще чего! Оказалось, гости — заядлые охотники. Вот они и нацелились на Юхимке пострелять дичь. Прокин — широкий жест: вопрос решен, никаких гвоздей, пусть считают, вся дичь, которая есть там, в их кармане! Гнездилов и Гавриил обрадовались. Однако тут же снова с просьбой: им нужна хорошая закусь — будет их двое, Гнездилов и Гавриил, и еще две женщины. Прокин — человек взрослый, должен, естественно, понимать: мол, работа на измор, надо иногда и отойти от нее, немного развлечься. Прокин улыбнулся в ответ: дело естественное, житейское, он, когда выпадала такая возможность, сам не промах. Э-э, чего там! Было, было времечко — погулял он славненько, есть о чем вспомнить! В общем, он пообещал все сделать, как надо, по большому счету, как в больших домах и на больших улицах больших городов. И сделал, в грязь лицом не ударил, к этому подключил еще одного человека, от которого зависела та самая «закуска». И Гнездилов, и Гавриил остались тогда довольны. Прокин ими тоже, ибо они в благодарность жене его привезли хрустальную вазу, дорогую причем. Жена увидела — ахнула: откуда муж взял ее?! Ей же цены нет. Прокин еще удивился такому замечанию. Как, сказал он, нет цены, неправда, вон пусть получше глаза разует, зрачки расширит — этикетка на донышке: триста шестьдесят восемь рэ! Во! Жена на это не обратила внимания, она любовалась вазой — ну, ваза, ну, ваза, будто из музея! Но не забыла, опять поинтересовалась: где ее взял муж и откуда у него появились такие большие деньги? Прокину это уже не нравилось. Он сказал: сейчас же заберет вазу и унесет обратно, ежели жена станет донимать дурацкими вопросами. Жена и унялась.