Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

И все же я тогда осмелился и пошел к дому Томки Еламовой просить у нее прощения за свой грех большой. Приблизился, стучу в окно: есть кто там живой или нет? Тишина. Стучу опять. И опять тишина. И враз захолонуло у меня сердце: неуж что-то плохое?

К сожалению, так и было — Томка Еламова решила сама рожать, никому о том не сказала и ни у кого не попросила помощи. А когда начались схватки — уж поздно… Мертвой ее тогда, бедолагу, и обнаружили в доме.

Вот такая эта история.

Я рассказал все, как было, ничего не утаил.

Может, теперь перестанет преследовать меня Тамаха Еламова, а?

Хотя бы.

Прокин все это поведал и, сам того не заметил, перекрестился вдруг: спаси и помилуй его, боже!

Прокин быстро разделался со служебными делами, затем побежал в райком. Заскочил в приемную, бросил секретарше: к Гнездилову Юлию Кузьмичу на минутку, у него к нему серьезный вопрос. Но та попросила подождать: второй секретарь сейчас занят, у него люди, вот когда выйдут они, тогда, наверное, можно будет к нему зайти.

Прокин просидел час.

Просидел два.

Люди не выходили.

— Девушка, — обратился к секретарше он, — может, его уже там и нет, может, и людей давно нет, а?

Та посмотрела на него удивленно:

— Вы чего, товарищ, такое говорите, вы говорите, но, пожалуйста, не заговаривайтесь. — Она вскочила, подбежала к двери, на которой висела табличка, изготовленная из блестящего металла, с вензелями «Гнездилов Юлий Кузьмич», резко ее открыла и… ахнула: там действительно никого не было.

— Ну вот, что я вам говорил, — удручающе промолвил Прокин. — Ни за что ни про что убил два часа, так сказать, не за цапову душу.

Секретарша никак не могла прийти в себя: но ведь был же Юлий Кузьмич Гнездилов, были и люди, куда они подевались, как они вышли из кабинета? Не через окно же — второй этаж! Она, бедная, ломала голову, однако утешительного для себя ничего не находила. Вот так конфуз!

— А может, то были не люди, а? — высказал вдруг предположение Прокин. Это, конечно, был риск, но он просто не понимал в ту минуту, что делал. Его мысли витали далеко от реальности, с ним будто что-то произошло, необычайное и необъяснимое.

Секретарша побледнела еще более.

— Простите, а вы кто такой? — уточнила она, видимо, на всякий случай.

— Я? — Прокин усмехнулся: — Человек. Неужели не видно?

— Видно, — коротко бросила секретарша. Ее волосы, собранные в букли, обработанные и скрепленные в парикмахерской лаком, задрожали-запрыгали этаким холодцом. — Вы — человек, — снова обратилась она к Прокину, — а они, те, которые зашли к Гнездилову Юлию Кузьмичу, и сам Гнездилов Юлий Кузьмич, выходит, не люди, да? Да о чем с вами можно после этого говорить! — недовольно фыркнула секретарша.

Прокин не понимал, кто и что им руководит, получалось, он вообще не руководил собой. На его бы месте уже уходить надо, чего, спрашивается, стоять, Гнездилова нет, а коль его нет, значит, ему тут и делать нечего. И все же Прокин почему-то не покидал приемной.

— Ну, хорошо, — дала обратный ход секретарша и слегка поправила на голове булки, — если, по-вашему, они не люди, то кто они на самом деле?

— На самом деле? — переспросил Прокин. — Скорее всего, они, милочка, ангелоиды. — Он сказал это, не задумываясь.

— Ангело-о-оиды-ы? — Из прически секретарши тотчас выпали две или три букли. Она ругнулась, тут же уложила их на место. — Ан-ан… Простите, как вы сказали?

— Ангелоиды.

— Они — ангелоиды? И Гнездилов Юлий Кузьмич тоже?

Прокин согласно кивнул головой.

— Хорошо, — сказала секретарша, опять поднимая руки и опять поправляя на голове букли, — тогда, пожалуйста, объясните, что это такое — ангелоиды?

— Ангелоиды? — Прокин на какое-то мгновение задумался. «Что такое ангелоид?» Признаться, он и сам не знал. Что-то его дернуло за язык, он и бахнул. Хотя нет, ему кто-то это слово подсказал, Кто-то стоял сзади, он и шепнул. Прокин обернулся — никого. И враз он почувствовал себя нехорошо. У него вдруг закружилась голова.

— Товарищ! Товарищ! Вам плохо? Товарищ, ну скажите же что-нибудь?! — кричала изо всех сил секретарша. — Лю-юди-и, помогите! — подала она сигнал бедствия.

В это время дверь кабинета второго секретаря открылась, и оттуда вышел сам Гнездилов Юлий Кузьмич, за ним выбежали люди.

— Что случилось? — спросил он немножко встревоженно. — Кто тут кричал?

— ??!

Примерно через полчаса все стало на свои места: секретарша сидела за своим столом, уже без буклей и не такая уверенная, как до прихода Прокина; Прокин сидел чуть в сторонке и ожидал, когда его примет Гнездилов.

Гнездилов в конце концов снизошел и принял его через обещанные десять минут — он мог бы сделать это и раньше, то есть тотчас же, как вышел из своего кабинета и увидел представшую перед ним картину, но ему все-таки надо было себя привести немного в порядок и вообще немного прийти в себя.

— Слушаю вас, товарищ! — обратился он к вошедшему, но прежде предложил сесть.

— Вы меня не узнаете? — Я — Прокин Михаил Степанович, председатель Кирпилинского сельского Совета.

Гнездилов сначала поизучал его, как живую картину, затем пораздумывал.

— Кажется, я вас где-то видел. Постойте, постойте! Нет… то не вы.

— Ну как же, ну как же, — искренне пытался помочь Прокин Гнездилову, — вы еще в первый раз, когда приезжали к нам в гости с Гавриилом и своими дамочками, нам подарили превосходную вазу, неуж не помните? Жена моя говорила: с хорошими людьми тебя свела судьба, коль у них такое богатство.

— Постойте, постойте! Гавриил…

— Ага!— радостно кивнул Прокин.

— Дамочки…

— Ага!

— Ваза…

— Ага!

— Нет!.. Что-то не то.

Прокин опустил обессиленно голову: да что ж это такое, он сейчас без ума или Гнездилов, кто из них, а?

— Вот дьявол! — выговорил безысходно Прокин. Нет, он действительно хотел искренне помочь сейчас Гнездилову вспомнить его, Михаила Степановича Прокина, председателя Кирпилинского сельского Совета, ведь от этого зависело все, зависело решение личного вопроса, с которым он пожаловал к Гнездилову. А вопрос был у него несложный, во всяком случае, таким он казался самому Прокину. Занимая высокий пост. Гнездилов легко бы его решил. Нужно добиться, чтобы колхоз «Дружба» не строил напротив Юрковой могилы кирпичного завода — это важно!

К сожалению, Гнездилов Прокина так и не вспомнил, как тот ни лез из кожи, чтобы его признали. Но уже было то хорошо, что не отказал в помощи.

Когда он услышал о Юрковой могиле, о том, что она может стать памятником культуры, заметил:

— Постойте, постойте! Это как раз по нашей части. Культура занимает в мире важнейшее место, ей уделяется огромное внимание, словом… Это действительно по нашей части! Хорошо, уважаемый… Простите, как вас?