Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— Прокин Михаил Степанович, предсе…

— Хорошо, уважаемый Прокин Михаил Степанович, спасибо за добрый сигнал. Я думаю, в ближайшее время мы здесь соберемся и обсудим ваш вопрос.

— Я с вами тоже? — уточнил Прокин.

— Вы? — Гнездилов усмехнулся: — Простите, вы-то тут при чем?

— Я? — переспросил Прокин и развел руками: — Ну как же, я же вам об этом факте сообщил. Ведь сообщил, Юлий Кузьмич, верно?

— Так, так, — не стал отрицать Гнездилов. — Однако вопрос по Юрковой могиле обсудим без вас. У меня все. Время, отведенное для приема, к сожалению, истекло. Всего вам доброго… э-ээ… э-э-э…

— Михаил Степанович Прокин.

— Всего вам доброго, Михаил Степанович Прокин.

Из райкома Прокин вышел расстроенный и утомленный. Складывалось впечатление, будто он пахал на тракторе целые сутки и только что освободился. Он вышел и немного постоял, как бы отдыхая. Когда стоял, обратил внимание: окно Гнездилова осталось распахнутым. Да, что-то в этом виделось мистическое.

Вскоре Прокин двинулся. По пути встретилась чайная. Он зашел в нее, занял очередь. Дождавшись ее, взял первое, второе и третье, оплатил и сел за стол. Когда садился, ему показалось, что сосед его, сидящий рядом, один из тех, кого он видел в приемной Гнездилова, когда ему стало вдруг плохо. Прокин поднял глаза, посмотрел на этого человека и вздрогнул: нет, ему не показалось, это действительно был он.

— Простите, — обратился к нему Прокин, — вы сейчас, вернее, примерно полчаса назад, вышли из кабинета второго секретаря райкома партии, так? От товарища Гнездилова, верно?

Тот сначала удивленно посмотрел на него, затем, опустив голову, ответил:

— Вы, наверное, меня с кем-то путаете.

— Извините, — сказал Прокин.

Он было принялся за еду, но пища не шла в желудок, стояла комом. Прокин еще немного посидел и вышел. Но идти на вокзал, откуда отправлялся автобус на Кирпили, не спешил — он все же решил дождаться соседа по столу и еще раз с ним поговорить, находился тот в райкоме или нет. Он его ждал десять, двадцать минут, полчаса — человека того не было. И Прокину снова сделалось плохо. Не потерять бы сознания, подумалось ему. И все же он взял себя в руки и еще подождал минут двадцать. Однако опять безрезультатно. Но азарт есть азарт. И Прокин уже не удержался, чтобы убедиться, он вернулся в чайную. Увы, там соседа по столу не было. Нет, и вправду мистика!

Из чайной Прокин едва вышел, ноги почти не держали его. Вблизи стояла лавочка. Он подошел к ней и с трудом опустился. И только Прокин это сделал, тут как тут перед ним возник образ Тамахи Еламовой. Он еще покачал головой, мол, сгинь видение, но образ Тамахи не исчезал.

«Михаил?» — подала голос девушка.

«Михаил».

«Ты помнишь, Михаил как ты меня?.. Я не давалась, я криком кричала…»

«Но ведь я уже… Тамаха! Что тебе от меня еще надо? Скажи! Скажи!»

Кто-то из прохожих подошел к нему:

«Товарищ, вам плохо?»

Прокин махнул зло: мол, проходите, не мешайте — он сейчас занят.

«Скажи! Скажи! — продолжал выкрикивать Прокин. — Почему ты молчишь?»

Только что Тамаха Еламова была здесь — и вот ее уже нет. Куда она делась? Чего приходила?

Прокин поднялся. Сделал движение — идти может. Ну и слава богу.

На автостанции ждал долго автобуса. Он уже ругал себя, что у Каширина не попросил машину. Съездил бы в район на машине.

Дома жена посадила за стол. Но есть ему не хотелось.

— Что с тобой нынче, Миша? — спросила она.

— Со мной? Ничего. — Но, подумав, Прокин все же сознался: — Чего-то голова у меня, ну…

— Ты что, Миша, выпил? — предположила жена.

— Ты же знаешь — я после инфаркта…

— Ах да, — вспомнила жена. — Извини.

Прокин посидел молча.

— Ну ты будешь есть или нет? — еще раз спросила его жена. — А то я уберу.

— Убирай.

Жена принялась убирать со стола.

Прокин подождал, когда она закончит, и сообщил:

— Знаешь, я видел сегодня ангелоидов!

— Ангелоидов? Каких ангелоидов?

— Ну… понимаешь, такие люди.

— Какие? — Жена слегка испуганно посмотрела на мужа: что с ним, о каких ангелоидах он ведет речь?

— Простые, как и все. Но…

— Миша! Миша! Да ты, наверное, болен!

— Нет, я здоров.

— Нет, ты болен! — настаивала жена. — Ты ляг сейчас же в постель и поспи. Утром тебе будет легче, ты забудешь про всех ангелоидов, или как их там. Ляг, Миша, поспи.

Прокин еще посидел.

— И все же я не болен, я здоров.

— Хорошо, хорошо, Миша, — соглашалась уже жена, — ты не болен, ты здоров, но все же, я прошу тебя, ляг, ты нынче очень устал, ты похоже, переработался.

На этот раз Прокин согласился.

Он пошел и, раздевшись, лег. В полночь жена вдруг обнаружила, что ее муж мертв.

Рано утром у Каширина зазвонил телефон.

Он поднял трубку:

— Председатель колхоза слушает. — Каширин уже знал: звонил первый.

— Сомов тебя тревожит, Афанасий Львович. Как дела?

— Плохо. Несчастье у нас.

— Что такое?

— Ночью скоропостижно умер Прокин.

— Прокин… Прокин…

— Наш председатель сельского Совета.

— А-а, фу ты! Извини, не сообразил сразу. — Сомов помолчал. — Примите соболезнования.

— Спасибо.

— Когда похороны?

— Жена говорит, завтра.

— Завтра? — Сомов, похоже, что-то прикидывал. — Вот черт, в области актив, мне велено там быть. Но я еще, возможно, отпрошусь. Надо человека провести в последний путь.

Каширин согласно поддакнул в трубку.

— Я чего позвонил, — заговорил снова Сомов. — Ты там, слышал, разворачиваешь строительство кирпичного завода, так?

— Да.

В трубке помолчали.

— Ты, Афанасий Львович, с этим делом пока повремени, хорошо?

— Что значит — повремени? — В голосе Каширина пробивались металлические нотки. — И вообще…

— Успокойся, успокойся, Афанасий Львович. Давай, наверное, так договоримся: я к вам приеду и на месте разберусь.

— Не возражаю. Но если насчет Юрковой могилы, то… — Каширин не договорил — в трубке послышались частые короткие гудки. — М-да, — произнес он, кладя трубку на рычаги, — момент…

Хоронить Прокина собрались с большими почестями, заказали музыку, даже вызвали солдат с автоматами, и им, кирпилинцам, как будто не отказали, хоть и проходили какие-то учения.

Уже к вечеру первого дня все было готово — впору неси покойника и закапывай, так развернули дела те, кто отвечал за похороны председателя сельского Совета. Но задерживалась дочь Катя, похоже, у нее там, в городе что-то случилось, коль она долго не приезжала.

Екатерине Михайловне на самом деле не везло — сначала сломался автобус, на котором она выехала из города, причем по дороге произошло это дважды — все еще были надежды: а вдруг и доберутся, вдруг дотянут. К сожалению, они не оправдались. Затем Екатерина Михайловна ловила попутку. Поймала, но ей снова не повезло — машина свернула вправо, не доезжая до Кирпилей километров десять. Выходило все по закону бутерброда, то есть по закону подлости. Но тут внезапно, что для сельской местности бывает редко, на глаза попалось такси.