Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

Каширин встряхнул головой: бррр! Однако мысли о письме его не оставили. Так, так, продолжал он что-то прикидывать про себя, значит, кто у них в Зайчиках теперь председательствует? Ага, Вербов, Анатолий Ануфриевич. Он, он! Недавно тот был у них в райисполкоме на совещании, и Каширин разговаривал с ним. Предупредил, чтоб Вербов объехал все свои дороги и навел порядок — одни ведь колдобины кругом, не пройти, не проехать. А еще в передовые рвется. И тот пообещал все уладить.

Может, Вербову-то и позвонить и узнать, кто такая Маланьева и что собой представляет? Нет, нельзя, письмо касается его лично, Каширина, и потому нежелательно, чтоб в эту историю был посвящен кто-то посторонний, мало ли что может быть. И тут Каширин поймал себя на мысли, что он чего-то боится. Странно, странно, даже очень. Чего, спрашивается, ему бояться, он что, воровал или же кого-то избил и теперь следы прячет? Фу-у, ерунда какая-то, выдохнул Каширин. Он был явно собой не доволен: несолидно, несолидно для него, точно мальчишка себя повел.

Каширин посмотрел в окно. На улице было сыро, моросил вот уже который час кряду мелкий дождь. Между прочим, долгожданный. До этого стояли солнечные дни, иногда дул суховей. Земля комковатая, местами покрылась трещинами. Полива ждала, жаждой исходила, и вот наконец брызнуло. И враз посвежела зелень, как бы вспыхнула ярким светом. Неплохо бы, мелькнуло у Каширина, если бы такой дождь повторился еще дня через два или три, но погоду, к сожалению, не закажешь, тут уж, как говорится, что бог пошлет.

Он уже понемногу отходил от письма, настроение его заметно менялось. Ладно, решил, выпадет свободная минута — съездит в Зайчики и разберется, что за ерунда, может, просто старуха выжила из ума или же шантажирует — такое тоже бывает, с ним, правда, не случалось, а с другими — ему это хорошо известно.

Каширин глянул на часы — дело шло к полудню. Прикинул: час ему понадобится, чтоб добраться в область на совещание. Вообще-то меньше, но лучше пусть будет запас, он опаздывать не привык — подождет, перебросится, ожидая, парой фраз со своими коллегами, глядишь, и узнает какие-то новости. Так, значит, до двух у него еще время есть. Стоп, что-то он планировал сделать оперативно. Ага, побывать на молокозаводе. Туда нынче должно прибыть новое оборудование, и следует обговорить, где и как его монтировать. К слову, выбить это оборудование стоило больших сил и нервов, ему в особенности. Но такова жизнь: пока все на блатах да на знакомствах — век всего этого не знать. То ли дело, когда нет дефицита — что необходимо, пожалуйста, заказывай и приобретай. Долго, ох, долго еще ожидать того времени, когда люди избавятся от старого и заживут по-новому, без каких-либо дефицитов.

Каширин поднялся, снял со стула у стены пиджак, надел. Некоторое время постоял подумал, не забыл ли чего. Кажется, нет. Сюда, в кабинет, он уже не вернется — с молокозавода и отправится на совещание.

На улице продолжало моросить. К дождичку прибавился еще легкий ветерок — совсем посвежело, хоть и время к обеду. Хорошо, что надел утром пиджак, иначе бы продрог сейчас.

У ворот райисполкомовского двора Каширин приостановился: что-то не видно его «Волги». Неужели Григорий куда-то уехал? Не может быть, он парень дисциплинированный, было бы что-то нужно — сказал бы. Григория Каширин уважал именно за это — на своего водителя он мог положиться. В их деле так, видимо, и должно быть, ибо часы работы у них неограниченные, где-то что-то случилось если, ночь-полночь, а подымайся и — в дорогу, решай вопросы на месте.

И Каширин не ошибся — через мгновение перед ним предстала «Волга».

— Масла немножечко подлил, — объяснил потом Григорий. — Думал, вы еще посидите.

Каширин улыбнулся:

— Ладно, ладно, — и шутливо добавил: — Повнимательнее на дорогу смотри. У меня нынче ответственное совещание — живым должен в область доставить.

— А мы что, в центр поедем? — уточнил Григорий.

— В центр. — И только тут Каширин спохватился: — А ты хоть знаешь, куда мы сейчас направляемся?

— На молокозавод, по-моему, — готово отозвался водитель, но на всякий случай скорость все же убавил. — А что, не туда разве?

Каширин в ответ чему-то усмехнулся:

— Туда, туда, Гриша.

Машина вновь набрала скорость.

На молокозаводе они застряли всерьез, хотя Каширин таил надежды после него побывать еще в одном хозяйстве. Ан не вышло. Ну не вышло да и не вышло, требовалось здесь оперативно решать дела, иначе можно упустить время, а время, всем известно, трудно наверстывается. А задержка вышла по простой причине — долго не могли обнаружить директора, самого хозяина, куда-то отлучился, а сказать о том никому не сказал. Каширин уж пожалел, что не предупредил того заранее, позвонил бы — и все, и директор бы ожидал. Верно: умен дурак задним числом. Что говорить, теперь нужно терпение. И все равно впустую для Каширина эта пауза не прошла, он прошелся по цехам, поговорил с рабочими.

Обстановка, как выяснилось, на молокозаводе сложилось не ахти какая. Во-первых, здесь плохо решался кадровый вопрос: старики, опытные рабочие увольнялись, их не устраивала зарплата, а молодежь была еще совсем зеленой — у нее игры в голове, а не работа. Во-вторых, резко ухудшились условия. Еще бы: молокозаводу этому лет да лет, а ремонтов аж никаких, даже профилактику не удосужились провести, все план гнали, план, отчитаться стремились.

Во всех этих грехах Каширин, конечно, винил директора Шибзикова. Какой-то он все же неповоротливый. Да и с людьми найти общего языка не может. Вот и нынче, когда Каширин обходил цеха, на того опять сыпались жалобы: мол, из-за него не могут выйти из прорыва — не кует, не мелет. Это точно, как в воду смотрят.

Шибзикова, между прочим, Каширин хотел давно заменить, у него уже и кандидатура была подходящая, но этому воспротивился заворготделом райкома Зуйков. Уперся — и хоть ему кол на голове теши. Вопрос до первого довели, до Сомова, но воз и ныне там, все по-прежнему. Каширин ничего не понимал: что мешает заменить человека? Чем Шибзиков отличался, что он так ценен на данном посту? А собака, выяснилось, зарыта была неглубоко: Шибзиков-то инструкторил в райкоме, одно время даже заведовал отделом, тогда же и с Зуйковым подружился. Вот дружба тут и сыграла главенствующую роль, а еще, наверное, традиция — оберегать бывших райкомовцев, не давать их в обиду ни при каких обстоятельствах. Ведь и сам в райкоме-то вечно не будешь.

Кстати, о намерениях Каширина Шибзикову кто-то донес, возможно, тот же Зуйков, и тот, конечно же, затаил на него зло. Во всяком случае, по виду не трудно определить: он о том осведомлен и восхищения не выказывает.

Был один эпизод, который вполне показал отношение Шибзикова к Каширину. Их включили в одну делегацию, ездили в соседнюю область обмениваться опытом. И Шибзиков стал рассказывать Сомову о своих планах реконструкции молокозавода. Сомов слушал, поддакивал, однако, когда тот завершил длинную патетическую речь, вдруг возразил. Неэффективно все это, не в том направлении, заметил он коротко. Шибзикова, по-видимому, эти слова глубоко ранили, ибо он тут же покраснел, набычился. Он, Шибзиков, знает: первому надули в уши, вот потому к его словам и такое недоверие. Он произнес это и тут же посмотрел на Каширина. Надо было отдать должное Сомову: тот умело увел в сторону разговор, так, как будто об этом и не упоминалось.