Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

Наконец появился Шибзиков. Каширин встретил его спокойно, без лишних эмоций — нечего отношения обострять, они и так крайне натянуты. Лишь оговорился: мол, так вышло, что приехал неожиданно, по пути как бы заскочил, важно уточнить, прибыло ли оборудование и где и как они его будут монтировать. Нужно срочно искать людей, специалистов. Шибзиков, видимо, почувствовал какую-то вину, оправдался: жена позвонила, плохо ей, вот и отсутствовал. Каширин тотчас подумал о своей: эх, эти жены! И махнул рукой: ладно, лучше о деле.

— Что случилось, что до сих пор нет оборудования?

Шибзиков некоторое время помолчал, как бы раздумывая, что ответить.

— Пока и сам не знаю. Но буду разбираться.

— Времени для этого остается мало.

— Я понимаю.

— Да-а, — протянул Каширин и посмотрел в сторону. Ему явно не хотелось встречаться взглядом с директором молокозавода. С полминуты, наверное, тянулась томительная пауза. — Да-а, — протянул он еще раз и добавил: — Я всегда говорил: лучше строить что-то новое, нежели чинить старое. Теперь завязнем. Отговоров будет много, а дела нет.

— Я думаю, не завязнем, — заверил вдруг Шибзиков. — Я в доску разобьюсь, а на полпути не останемся.

— Ну-ну, — многозначительно кивнул Каширин, — хорошо бы случилось так.

— Случится, Афанасий Львович, случится, только вы не переживайте, — успокаивал того Шибзиков.

— Да я и так-то… — Каширин не договорил — его окликнули. Он повернулся в сторону, откуда послышался голос: — Что такое? Вам кто нужен?

— Вас, вас к телефону вызывают, Афанасий Львович, — тыча смущенно пальцем, сообщила одна из рабочих. — Меня из приемной послали. Сказали позвать вас.

— Спасибо, — поблагодарил ее Каширин и кивнул уже на ходу Шибзикову: айда, мол, там и договорим.

Звонил Сомов, интересовался, когда председатель райисполкома собирается ехать в область на совещание, предлагал воспользоваться одной машиной, то есть райкомовской. Так да и так, не стал возражать Каширин, можно и одной, глядишь, на бензине и сэкономят.

С Шибзиковым потом он прошелся еще раз по цехам, но на этот раз рабочие были уже сдержаннее. Лишь у одной из женщин прорвалось: даже душа плохого у них нет — что за дела такие?! Шибзиков в ответ приподнял руку: будет им душ, гарантия, вот только с монтажом оборудования утрясут — и возьмутся за порядок. Женщина отмахнулась: мол, обещания одни, разговоры, за нос водят — и все.

Когда Каширин освободился, на часах была половина второго. Все, надо ехать, по пути еще где-то перекусить требуется, ибо начнется совещание — кричи пропало, не до обедов и ужинов, первый раз, что ли.

Домой Каширин заезжать не стал, не хотел тревожить жену — поел в чайной.

Ровно в два, как и условились, он на машине Сомова отправился в область на совещание.

Вернулся Каширин — было уже темно. Дождь к тому времени прекратился, но прохлада, наоборот даже, как бы набирала силу. Он открыл калитку двора и направился в дом. Уже по обуви в сенцах понял: у них гость. И обрадовался тому. Хоть и до чертиков устал за день, а так лучше: легче ему будет разговаривать с женой.

Вот кого Каширин не ожидал, так это Зинули-Горемычки.

— О, здравствуй, здравствуй! Какими судьбами?!

Та, увидев хозяина, смущенно повела плечами:

— У-у-читься сюда приехала, — и добавила, чуть помедлив: — На курсы ветфельдшеров.

Каширин подошел к ней вплотную:

— Это хорошо. Правильно поступила.

Жена, видя замешательство Зинули, цыкнула на мужа:

— Оставь девочку в покое, вишь, она теряется, — и сменила тему разговора: — Садимся за стол, ужинать будем.

— Ужинать? — переспросил Каширин. — А может, без меня, Наденька?

— Что, в центре тебя угостили?

— Ты же знаешь…

— Ну ладно, ладно, знаю, — уступила жена. — А за стол все равно сядешь — у нас гость. Да еще какой!

Зинуля вдруг приподнялась:

— Ой, спасибо, я пойду — поздно уже.

— Куда же ты пойдешь? — всполошилась тотчас хозяйка. — Мы тебя не отпустим, верно, Афанасий?

Каширин согласно кивнул.

— Вот, — подытожила та. — Значит, останешься у нас. Ты, к слову, где остановилась?

— Меня в общежитие поселили, нас четверо в одной комнате. Девочки все хорошие, дружные.

— Это лучше. Я, помню, жила в студенческом общежитии — одни ссоры были, все чего-то поделить не могли, то кровать, то стол, одно знали что грызлись.

— Не-ет, у нас не так, у нас девочки все хорошие, дружные, — снова повторила Зинуля.

В разговор вклинился Каширин:

— Дома-то как, все в порядке? Отец?

— Отец болел одно время, а сейчас ему лучше. Работает. Ну, а в остальном, — Зинуля замешкалась, — в остальном вроде бы нормально все.

— Чухлова давно видела? — вспомнил вдруг про Ивана Каширин.

— Чухлова?

— Да, его. Вроде громко-то спрашиваю.

— Н-н-едавно.

— Не зазнался он еще там?

— Некогда ему — работы много.

Каширин улыбнулся такому ответу:

— Это хорошо, что ему некогда зазнаваться.

— А ему и вправду некогда, — резко выговорила Зинуля, и Каширин заметил, как у нее дернулись брови.

— Оставь девчонку в покое. Займись делом, стол лучше-ка накрой.

Каширин подошел к шкафу, достал из него скатерку:

— Эту, что ли, стелить?

— Эту, эту.

Минут через двадцать они сели.

Есть совсем не хотелось, не было аппетита, но и обижать жену не следовало, и Каширин терпеливо отсиживал свое. Все-таки Зинуля, думал он, пришла к ним вовремя, глядишь, у Надежды и пройдет хандра. Авось забудется. Хотя бы. Судя по внешнему виду жены — вроде бы и не звонила нынче ему на работу, не плакала в трубку, но кричала отчаянно, что жизнь для нее стала в тягость, что она к ней потеряла всякий интерес. Конечно, Каширин понимал, это временное явление, Надежда ему еще даст перца, покажет свое, что с ней, естественно, случалось уже не однажды, и все же он радовался этому случаю, минутной передышке. Пусть, пусть посидит с гостьей, пообщается с ней — он им мешать не будет, лишь посидит рядышком.

Вспомнилось совещание. Оно проходило напряженно, вопрос обсуждался один: подготовка к уборке урожая. В каждом районе дела складывались по-разному, у одних лучше, у других хуже, но все готовились всерьез. Проблема в одном была: техники много, а ладу не дашь ей, вся она какая-то неуклюжая, как вырубленная тупым топором, что внутри, что снаружи. Механизаторы уж и так и этак к ней подступают, одно знают менять одну запчасть на другую, и все равно техника подводит, хандрит, как жена вот его, Каширина. Он подумал так и сам же усмехнулся сравнению. У него теперь все к Надежде сводится, к ней все мысли. Оно и понятно: родной, близкий человек. Сколько лет-то вместе, душа в душу. Он иногда прикидывал: каково было бы, попадись ему другая невеста, не Надежда? Не-ет, этого и представить нельзя, без Надежды, казалось ему, и жизни не могло быть — так уж все переплелось, уложилось да увязалось.