Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

Ах, как давно это было! Но было ведь! Было!

Матрена ждала Митяя, думала: ну еще денечек-другой, и тот насмелится, соберется с духом, подойдет и скажет: «Люблю тебя, Мотя, ох как люблю! Выходи за меня замуж, не пожалеешь». Что бы она ответила на это? А просто подошла бы к нему, прижалась к его груди: «Миленький ты мой, родной, как ждала тебя, кто бы знал!» И добавила бы: согласна она, на все согласна — и замуж за него, и вообще хоть на край света, лишь бы рядышком с ним.

Но Митяй не подходил почему-то.

Неуж не люба она ему, свернувшись на постели калачиком, думала по ночам Матрена, так чего ж тогда он глаз с нее не сводит, чего бегает по пятам?

Однажды повезло ей — она переговорила с Митяем. Тогда уж Матрена на птичнике работала. Митяй же подвозил иногда им корм, он был ездовым. Встретились они, а о чем речь вести, не знают, ну впрямь два телеграфных столба.

— Отходы ты где брал, на складе? — первой пришла в себя Матрена.

— На скла-аде, — протянул растерянно Митяй.

Лицо у него круглое и всегда матово-желтое, а тут вдруг изменилось, точно на него радуга сплошная нашла; он как бы даже и в росте потерял, из солидного здорового парня враз превратился в худого, потертого жизнью мужика.

Матрена искоса взглянула на Митяя и тотчас вспомнила советы подруг: «Ты, Мотька, сама к нему льни, сама ему душу открывай, потому как тебе от него ничегошеньки не добиться; тюха-матюха он». Как же самой-то ей первой открываться? У него, у парня, смелости нет, а откуда ой у нее взяться, у девчонки? Что же делать?

— Тебе их Скупой отпускал, — постепенно оживлялась Матрена, — отходы, я имею в виду, Скупой?

— Точно, Скупой. — Митяй тоже вроде бы приходил в норму. — А ты откуда знаешь?

Матрена усмехнулась:

— А кто мог еще тебе отпускать?

— А-а… Фу ты! — спохватился Митяй, сообразив, что вопрос задал неуместный.

Они помолчали.

Митяй:

— А я гулять с тобой желаю! — вдруг ни с того ни с сего. Вот это да! Наверняка в лесу зверь какой-то издох.

— Как это — гулять? — прикинулась наивной Матрена.

— Как другие, — поспешно объяснил Митяй. — К примеру, как Фома Нечесов с Клавкой Тереховой. Сначала вместе на танцах, потом он ее домой провожает, Фома Клавку. И песни по дороге поют…

Услышав такое про Фомку, Матрена вздрогнула: «Не может быть, чтоб Фома гулял с Клавдией!» Ее вдруг всерьез заело. «Не может быть! — едва не выкрикнула она, — Он ведь меня любит, а не Клавку!», но удержалась, успокоив себя: дескать, это Фомка ей назло. И вообще, мол, чего всполошилась, гуляет он с Клавкой, ну и пусть на здоровьечко гуляет, может, это даже и хорошо, не будет Митяю и ей карты путать.

— Так как, не возражаешь? — Митяй: дрожал весь, будто его малярия трясла, ждал, бедный, ответа.

Матрена взглянула на него, и ее неожиданно смех разобрал.

— Ты чего-о? — опешил Митяй. — Ты что, со мной гулять не желаешь?

Матрене бы остановиться, всерьез сказать: ну что ты, мол, Митя, что ты, дорогой, наоборот, мне от другого смешно — как ты неумело с девушкой разговариваешь, но у нее не выходило никак, точно ей в рот попала смешинка и делала, чертячка, свое нехорошее дело.

— Та-ак, от ворот поворот, значит? Я-асно! — Митяй впрыгнул в подводу, кнутом лошадей стегнул — и ходу, лишь пыльный шлейф за собой и оставил, был — и нету.

Матрена опомниться даже не успела, как все вышло.

Поговорил-ла! Ах, дура, ах, ненормальная! — ругала она после себя. — Надо же, чего натворила! Ждала парня, по ночам не спала, думала о нем, а он пришел… Дур-ра! Дура набитая! Вот больше не подойдет к ней… Так ей, значит, и надо, другой раз будет знать, как смеяться! Но он тоже хорош, видите ли, ему…

В тот день Матрена наплакалась вдоволь, как никогда.

А потом…

Матрена вздрогнула: ей показалось, будто в левой стороне птичника что-то ухнуло. Не воры ли?

Она прислушалась: тихо. Голосов Анюты и Клима тоже не слышно. «Целуются, черти этакие», — решила Матрена.

Так что же потом все-таки было? Ага, кажется, вспомнила. Спустя примерно месяц Матрене довелось свидеться с Фомкой Нечесовым. А произошло так.

У Клавки Тереховой по случаю дня рождения собиралась вечеринка. Пригласили туда и Матрену. Она, правда, отказывалась, помня, о чем говорил ей Митяй: мол, Фомка с Клавкой гуляет, но подруга пригрозила: может обидеться, и Матрене не оставалось ничего делать как согласиться. Про себя же подумала: немножко посидит, ну, для приличия, что ли, и уйдет, а уж они, Фомка с Клавкой, после пусть любезничают, пусть до сини нацеловывают губы. Матрену, между прочим, тогда и другая мысль подтачивала: она у Клавки подопьет, осмелеет и помчится прямиком к Митяю и извинится перед ним за то, что смеялась… Матрена тоже не лыком шита и в этот вечер нацелуется вдоволь.

Веселье у Клавки Тереховой затянулось надолго, почти до пения петухов.

Когда стали расходиться, Фомка и скажи:

— Тебя, Матрена, я домой провожать буду, поняла?!

Матрена удивленно уставилась на Клавку: что за разговор?

Но та красноречиво подмигнула: не теряйся, такой, мол, парень тебя провожать вызвался!

По правде сказать, Матрене тогда и море было по колено — зелье свое дело сделало. Так, значит, так, пусть провожает Фомка, решила она, от того, что он с ней пройдется, ее не убудет, кроме того, у нее лишний раз появится возможность проучить Митяя: пусть знает — не он только любит Матрену!

В тот самый вечер Фомка Нечесов и убедил Матрену выйти за него замуж. А то, будто у Фомки с Клавкой шуры-муры, все оказалось выдумкой. Митяй так специально сказал, чтоб сбить Матрену с толку.

С Фомкой Нечесовым она свадьбы не гуляла, не расписывалась, сошлась — и жила. Многие тогда в недоумении были: как же мол, так, не ходили, не встречались, и вот на тебе — муж и жена; ну и дела! И без свадьбы… Зато матушка с отцом ничего не говорили, однако и зятю не очень-то обрадовались. «Временный он у Моти, — предполагали они. — Покрутится-повертится вокруг их дочки и уйдет, блудливый, похоже». Ошиблись ее родители — не знали они зятя. Фомка, как с Матреной сошелся, менялся на глазах, из балагуристого и ершистого превращался в степенного, болеющего за семью и хозяйство мужа. А тут еще учетчиком на животноводческую ферму его выдвинули, сказали, писать и считать умеет, скот любит, с людьми обходиться тоже мастак, так что ему и карты в руки.

Матрену Фомка не обижал, не то что другие — не успевали медовый месяц с женой провести, как уже «воспитывать» ее начинали, пятый угол заставляли искать; больше того, когда она забеременела, оберегать стал так, будто не она это, Матрена, а аленький цветочек какой-то, на который дунь попробуй и он мигом разлетится. Матрена часто тогда задумывалась: может, правильно-таки она поступила, что выскочила за Фомку, потому как еще неизвестно, как жила бы с Митяем, коль довелось бы…