Григорий Медведев - Дьявол Цивилизации

— Конечно! — с гордостью ответила Валентина Ивановна. — Со всеми удобствами… Но все-таки детство мое здесь прошло… Родилась я здесь… И замуж вышла… — Она чуть было от полноты чувства не сказала: «за своего архивариуса…» — но удержалась…

А министр вдруг задумался и с грустью сказал:

— Вот ведь как получается неловко… В своем родном доме… и уплотняют…

— Нас ведь раньше тоже уплотняли, — осмелела Валентина Ивановна, — еще в одна тысяча девятьсот двадцатом году. Дедушка рассказывал. Но тогда это делали, чтобы вселить лишнюю семью. А теперь уплотняемся, чтобы лишний Главк разместить…

Министр покраснел. Управляющий трестом сердито двигал желваками и пугающе таращил на машинистку свои узкие голубые богдыханские глаза.

Ушкин беззвучно открывал рот, тщетно силясь что-то сказать.

— Вы позаботьтесь о Валентине Ивановне, — строго приказал министр, — и чтобы разместили как следует! — И, обернувшись к машинистке, сказал: — Всего доброго, хозяюшка!

Комиссия шумно двинулась дальше, а в комнату заглянул человек в полушубке, по внешнему виду водитель.

Находясь под впечатлением от разговора с министром, Валентина Ивановна быстрее прежнего возбужденно застучала на машинке, улыбнувшись водителю и подумав: «До чего же все шофера больших начальников похожи друг на друга: любопытный взгляд, эдакая нагловатая расхлябанность во внешности и манере держаться и легкая, еле уловимая улыбочка некоего превосходства…»

Стуча на машинке, она думала то о министре, о том, как она его невольно здорово подковырнула, то о своем родном доме, который стал ей теперь еще родней и в котором ее теперь пытаются разместить, то о втором своем муже-шофере, который возит какого-то министра в другом ведомстве…

Вспомнила о его ухаживаниях, когда еще не были женаты. О приятной предупредительности и обязательности его в ту пору, когда исполнял все ее желания и подвозил в обеденный перерыв на служебной «Волге» куда бы ни попросила… С горечью подумала, что теперь не допросишься… Душа, стало быть, затвердела, как сделался мужем… Отчего бы?..

Как всегда, неожиданно вбежал Ушкин, прервав ход ее мыслей. Лицо красное, испуганное.

— Что же ты, Валюта, так министра-то подцепила?! А?.. Я уж думал — все!..

— Я с ним очень даже мирно поговорила. Ничего особенного… — сказала Валентина Ивановна.

— Хе-хе-хе-хе! — впервые за последнее время сдавленно засмеялся Ушкин, обнажив выпирающие желтые зубы. — Герой ты, а не женщина, дорогая Валентина Ивановна!.. Хотя и женщина ты отменная!.. Ну да ладно… Министр уехал, а нам с тобой приварок… Ценные указания оставил… Вся наша с тобой работа насмарку… Надо делать заново…

Валентина Ивановна укоризненно покачала головой и тут же сделала первую закладку…

На другой день машбюро переселили в комнату прачки тети Кати. То есть тридцать лет назад в этой комнате жила тетя Катя, а сейчас кабинет начальника отдела, который в отпуске…

Валентина Ивановна снова развспоминалась. Долго смотрела в окно на большой, знакомый с детства, оранжевый дом во дворе. В доме этом в те давние времена жили военные, или, как тогда называли, командиры, с семьями. У нее там жила подружка, и Валя часто бывала у них в гостях… Отец подружки, высокий, подтянутый, в темно-зеленой косоворотке с накладными карманами и с двумя шпалами в петлицах, в широких щеголеватых галифе и блестящих хромовых сапогах вызывал у Вали трепетное чувство в душе. От него свежо пахло кожей портупеи и табаком, и Валя немножко завидовала, что у ее подружки такой геройский отец…

Командиры жили в отдельных квартирах. Было у них, как казалось тогда Вале, богато и красиво. Командирский дом выглядел со стороны веселым, сверкал на солнце вымытыми стеклами окон, а сейчас был весь потемневший, и казалось, что там, за этими темными закопченными окнами никто не живет…

«Но кто-то ведь живет сейчас в нем…» — думала Валентина Ивановна и вскоре увидела бледное, как тень, лицо, мелькнувшее в одном из окон…

Но все равно дом этот казался ей каким-то очень нежилым и старым…

«Ох, сколько времени прошло! — сокрушенно вздохнула Валентина Ивановна. — И где-то сейчас все мои подруженьки?.. Надя развелась… Нина Макарова — третий раз замужем… Ира Шишова — мать-одиночка…»

Прервав ее размышления, вдруг как-то очень непривычно зазвонил колокол в соборе неподалеку. Раньше она почему-то не слышала звона колоколов здесь. А в этой комнате, видимо, слышнее, потому что она расположена со стороны собора…

Колокол бил нудно и долго. Звон был короткий и быстро таял в городских каменных кварталах…

«Вот ведь как… Служба где-то идет…» — подумала Валентина Ивановна и вспомнила рассказ бабушки, что отец у нее был набожный и дочку все в церковь гнал. Даст денег на свечи, а она к Богу имела свое особое отношение. Не было в ней подлинной веры. Любила все больше по Москве гулять. В церковь не шла. Конфет, бывало, накупит и гуляет себе по Сретенке, глазея на богатые витрины… А домой придет, отец подзывает дочку к себе, темечко у нее понюхает и говорит:

— Не была ты в церкви!

— А почему ты знаешь?

— А потому, что не пахнет ладаном, не перекрестил тебя батюшка…

«Озорница была бабушка…» — улыбнувшись, подумала Валентина Ивановна и снова застучала на машинке…

А тут вновь Ушкин явился. Весь сияет. Не выдержал переполнявшего его восторга, засмеялся с кашлевым прострелом, сверкая лошадиными зубами:

— Ну все, дорогая Валентина Ивановна! Кончились наши муки… Последний вариант принес… Последнюю хотелку…

— А это в корзину? — с досадой спросила она. — Сколько пустой работы делаем, Николай Сергеевич!

— Ну, ничего, ничего, дорогая! — весь полный жизни, утешал Ушкин. — Это уже надолго…

— Надолго ли? — с укоризной спросила Валентина Ивановна.

— Нет ничего постояннее временного! — захохотал Ушкин. — Все наши неудобства в этой жизни — временные…

И даже попытался вновь игриво обнять Валентину Ивановну, но она резко отстранила его.

— Не надо шутковать, Николай Сергеевич! Я ведь мать двоих детей!.. — А сама так выразительно на него посмотрела, так ей хотелось сказать: «И что же ты такой недотепа?..» — Но промолчала.

— Ну что вы, что вы, Валентина Ивановна?! — вскричал уязвленный и перепуганный Ушкин. — Я к вам со всем своим большим уважением, а вы…

— Я знаю, я знаю, Николай Сергеевич, — смущенно сказала Валентина Ивановна, огорченная, что не сдержалась и нагрубила начальнику.

Ушкин удалился. А Валентина Ивановна долго еще печатала, и даже задержалась на час после работы, словно бы отрабатывая перед совестью своей невольную грубость…

Все уже разошлись по домам. А Валентина Ивановна, все еще красивая и стройная, хоть и седая совсем, пошла в обход по родному дому. Захотелось ей вдруг весь дом осмотреть сразу.