Николай Кузаков - Рябиновая ночь

— Пусть всегда будет щедрой наша степь, — поднял рюмку Ананий.

Выпили. Дашибал налил чаю. Поговорили о погоде, о предстоящей зимовке. Дондок поблагодарил за угощение, и все встали. Дашибал взял вазу, взмахнул ею, разбросал по сторонам конфеты. И только после этого Дондок с Ананием взяли под руки невесту и перевели к жениху, а сами сели в следующую машину. И когда хлопнула за ними дверца, Дашибал птицей взлетел в седло, и его маленький отряд помчался к селу.

— Едут!

— Едут! — неслось от дома к дому.

Всадники промчались по улице и на полном скаку подлетели к Дворцу культуры, где собралось уже много народу. Дашибал у самого крыльца осадил коня, люди шарахнулись в стороны, конь вздыбился, перебрал передними ногами и встал, шумно выдохнув воздух. Следом подъехали парни и встали так, что получился коридор из коней.

И тотчас подкатили автомашины. Из передней вышли жених и невеста. Рядом с ними встали Ананий с Дондоком, позади родители и родственники, и все пошли во Дворец культуры.

В большом зале Дариму с Федором встретили Дина, Груня и Зина. Дина была в красных сапожках, расшитом русском сарафане. Она держала на полотенце большой каравай с хрустальной солонкой. По обе стороны от Дины стояли Груня и Зина в национальных бурятских халатах и островерхих шапочках с меховой оторочкой.

— Просим вас отведать наш хлеб-соль, — предложила Дина. Девушки поклонились.

Федор с Даримой переглянулись, не зная, что делать.

— Откусить надо, — шепотом подсказала Зина.

— Дарима, больше кусай, чтобы главой в доме быть.

Дарима смутилась, но все-таки откусила немного от каравая. То же самое сделал и Федор.

— Теперь просим вас на сцену, — пригласила Дина.

Анна стояла недалеко от сцены среди разнаряженной публики. Она находилась в каком-то оцепенении. Молодоженов поздравил председатель сельского Совета. Потом выступали комсомольцы. Они вручили Дариме с Федором пакет, который просили открыть только через двадцать пять лет, на серебряной свадьбе. Анна, занятая своими думами, почти никого не слышала. Кажется, давно ли они с Иваном Ивановичем вот так же справляли свадьбу. Сколько было тревог, сколько было надежд. И не думала она тогда, что жизнь покроется горечью.

Очнулась Анна, когда Федор с Даримой обменялись кольцами, а на сцену поднялись Олег с Диной с красными кушаками в руках и остановились перед женихом и невестой. По старинному бурятскому обычаю, они связали кушаки и стали затягивать узел.

— Крепче затягивайте!

— Не жалейте сил!

— Чтобы до ста лет узел не развязался! — кричали со всех сторон.

Затянув узел, Олег с Диной набросили кушаки на плечи молодоженов и поднесли им по бокалу шампанского.

— Чтобы любовь у вас была такой же крепкой, как этот узел, — пожелал Олег.

— Чтобы ваша любовь была всегда яркой и огненной, как цвет этих кушаков, — сказала Дина.

В зале заиграла музыка. Федор с Даримой протанцевали вальс молодоженов. Кто-то в ладони Анне сунул зерна́. И она осыпала им жениха и невесту. Федор с Даримой, увидев Анну, остановились.

— Счастья вам, родные, — обняла Дариму Анна.

— Спасибо.

Послышался голос Анания:

— Всех прошу в кафе!

В кафе столы стояли вдоль стен буквой П с тем, чтобы середина зала была свободной для танцев. Дариму с Федором усадили в центре, с боков сели их родители и родственники. На свадьбу приехала Нина Васильевна. С тех пор как она переселилась в Зареченск, она помолодела. Ее, как почетную гостью, усадили между Чимит и Батомунко.

— Смотрю на Дариму и никак не могу поверить, что это она, — любовалась невестой Нина Васильевны. — Кажется, давно ли я ей конфетки на стоянку возила. И на тебе, уже невеста.

— Бегут годы, — вздохнула Чимит.

— Сервиз я ей в подарок купила. В Читу ездила.

Анна, чтобы не обращать на себя внимания, села подальше от главного стола и оказалась напротив Алексея. Она незаметно посмотрела на него. Алексей разговаривал с Арсаланом и Аграфеной. На нем был темно-серый костюм в клетку. Пепельный галстук с золотистой и серебряной искрой хорошо выделялся на белой рубашке. Темные волосы с проседью падали на лоб, и время от времени он их поправлял.

Алексей почувствовал взгляд Анны, посмотрел на нее, улыбнулся. Он был веселым, оживленным, но Анна заметила, что нет-нет да и появится у него в глазах затаенная грусть, та грусть, с которой люди только наедине с собой бывают.

— Налить бокалы! — командовал Ананий. Они с Пронькой уже успели пропустить по рюмочке, а поэтому Ананий чувствовал себя среди собравшихся как рыба в воде. Он налил бокал Нине Васильевне. Она встала, повернулась к жениху.

— Федя, мы тебе доверили Дариму, нашу Ласточку. Береги ее. Что бы с вами ни случилось, всегда помните: самое ранимое на свете существо — это любовь. Она не терпит ни обмана, ни грубости. Желаю вам это святое чувство бережно пронести через всю жизнь. А чтобы любовь у вас была еще крепче, пусть все девчонки походят на отца, а мальчишки — на мать.

— Горько! — понеслось со всех сторон.

Дарима потупилась. Федор обнял и поцеловал ее. После первой рюмки родители жениха и невесты обменялись подарками, преподнесли подарки жениху и невесте. С рюмкой в руке встал Дашибал.

— Однако смотрю я на Федора и Дариму, сердце шибко радуется. Пусть ваши дочери будут хорошие хозяйки, а сыновья — лучшие табунщики в нашей степи.

— Горько!

Тост следовал за тостом. И вот из-за стола вышла Анна.

— Серега, а ну русскую.

Сергей взял баян, слегка пробежался пальцами по клавишам и заиграл. Голоса стали смолкать, все смотрели на Анну. А она стояла посреди зала в красном, как пламя, костюме, белых лакированных туфлях на высоком каблуке, ковыльные волосы уложены кольцами. Анна вскинула голову, повела плечами, притопнула каблуком раз, другой, точно проверяя, прочен ли пол, и пошла по кругу выбивать чечетку.

— Эх мать честная, — ерзал на стуле захмелевший Маруф Игнатьевич, не выдержал, вскочил, ударил по колену рукой и схватился за поясницу. Его подхватили за руки и усадили на место.

Алексей смотрел на Анну. Загорелись его глаза. Плясун он был не из последних.

— Петрович, а ну тряхни стариной, — подзадоривал Ананий.

— Петрович, или казаки вывелись в Забайкалье? — тряс бородой Маруф Игнатьевич.

Алексей посмотрел на Нину Васильевну, мол, удобно ли? Она глазами показала: «Давай!»

Алексей отставил стул, хлопая в ладоши в такт музыке, пошел вприсядку, наступая на Анну. Она легко, точно на крыльях, то отлетала от него, то шла кругом. Лицо у Анны оживилось, глаза блестели, пьянела она не от вина.

Вихрем кружили Алексей с Анной по залу, звенели на столах бокалы, вздрагивали стекла в окнах. Наконец выбили они разом дробь и остановились.