Николай Кузаков - Рябиновая ночь

Изюбрь прыгнул на тропу и пошел в горы. Из раны на кусты кровь хлещет. Голодный охотник плетется следом, ждет, когда обессиленный зверь упадет.

А горы все круче. Тропа то в сырую глухомань нырнет, то по каменным россыпям петляет, то к серым утесам жмется. Рогач на глазах силы теряет, шатается, все чаще останавливается. Да и охотник захромал, ноги сбил.

Сколько они так шли, никто не знает. Только вдруг на вершине хребта лес расступился, к озеру вышли. Озеро как озеро, вокруг, пожалуй, верст десять будет. Северный берег крутой, песчаный, посмотришь, будто кто вал насыпал. На нем сосны, кедры да лиственницы растут. Между ними багульник, угрюм и рябина. А южная сторона низкая, темная, там больше ельник, мелкий листвяк да разная чепура разрослась.

Зверь-то с ходу кинулся в озеро, бродит вдоль берега, ил копытами поднимает. Охотник невдалеке костер разложил, рожни готовит, голод-то не тетка.

Может, час, может, два бродил рогач в воде, времени никто не засекал, потом выскочил на берег, протрубил на весь лес и, точно ветер, умчался в чащу.

Удивился охотник, век доживал, а такой оказии не видывал: чтобы зверь кровью истек, окунулся в воду и ожил. И решил он испытать эту воду. Разулся и побитые ноги опустил в озеро: раны на глазах затянуло. Тогда он напился. Голод пропал, а сила такая во всем теле появилась, какой он и в молодости не испытывал. Был такой охотник или нет, теперь уж никто не знает, а молва о великой целебной силе озера живет до сих пор и с каждым годом все дальше бежит по земле.

Вот на это озеро и приехала Анна. Поселили ее в листвяной роще, в просторной палатке с деревянным полом и небольшим светлым окном, выходящим на озеро. Рядом в такой же палатке жило семейство Бориса Каторжина. Даже в жаркий полдень, когда песок на берегу озера накалялся так, что наступить нельзя было, под деревьями стояла прохлада.

Здесь, в глухой тайге, первые дни Анна не находила себе места. Верно, в лесу она бывала, но выросла в степи. А степь — это простор, дали, куда ни взгляни — земля на сто верст видна. А тут горы набычились, стерегут каждый твой шаг. И чувствовала Анна себя точно в колодце. Хорошо хоть озеро, было где глазу отдохнуть, только за ним опять те же горы высились.

У подножья соснового бора приютились небольшие коттеджи. Но и здесь Анне не нравилось, та же лесная теснота, могучие сосны обступили со всех сторон домики, точно давили на них, сквозь густые ветви не везде и небо просматривалось. Поют птицы, порхают с дерева на дерево, а где они там, попробуй увидеть.

Лучше себя Анна чувствовала за листвяной рощей, где разномастным табором поселились «дикари». Здесь по широкой долине цепочкой тянулись небольшие луга, отчего казалось, что в этом уголке и земли и света больше. Да и народ был бедовый. Жили «дикари» суровой, неприхотливой жизнью. Укрывались от солнца и дождей кто в палатках, а кто просто под фанерными навесами. Рыбачили с плотов и резиновых лодок, грелись на песках, а вечерами возле костров не было конца их веселым рассказам. Когда им надоедало, они снимались и на мотоциклах и автомашинах ехали к речкам на другие озера. Что им Арей, были бы вода да солнце, а здоровье будет.

Поздно приходит лето в Забайкалье. Почти на месяц позднее оно приходит на Арей. Был на исходе июнь, а здесь еще буйно цвел багульник. Кое-где в глухих падях белели накипни, и в них, как в погребах, хранили продукты охотники.

Анна целыми днями бродила по прибрежным зарослям, нашла несколько кедров и подолгу сидела под ними.

А сегодня ночью разыгралась непогода, от гольца Сохондо налетел холодный ветер. Вспенилось, зашумело озеро, посылая на берег огромные волны. Над палаткой в тревоге метался лес. С деревьев срывались шишки и гулко ударялись о брезент.

Анна лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к свисту ветра и вздохам озера. И ей казалось, что жизнь осталась где-то за этой бушующей стихией и к ней уж никогда не вернутся ни любовь, ни радость. И странно, одиночество ее сейчас не угнетало. Анна как бы очищалась от всех жизненных невзгод.

К утру ветер стих. Анна встала, выпила настой золотого корня, который ей приготовил Борис, и вышла из палатки. Небо было чистое, холодное. На востоке занималось бледное зарево. Иссиня-темное озеро все еще было неспокойно, всюду ходили волны, бессильно падая на песчаный берег. Над ними кружило несколько залетных чаек.

Анна пошла вдоль берега. Укатанная дорога за коттеджами привела ее в сосновый бор. Здесь возле толстой сосны с затесиной убегала в заросли тропа. На нее и свернула Анна. В лесу было свежо. Заливисто пел сибирский соловей. Где-то недалеко гортанно кричал ворон. По бору всюду виднелись огромные муравейники.

Тропинка привела Анну на альпийские луга. Со всех сторон их окружали горы. Буйно цвели жарки, саранки, белели ветреницы. Анна присела на берегу ручейка, который, позванивая, петлял по лугу. Солнце уже поднялось высоко, но здесь между гор все еще лежала прохлада.

Анна сорвала цветок, поднесла к лицу и тут увидела лису. Она ходко бежала закрайком леса. Лиса уже вылиняла, поэтому была головастая, некрасивая. Вот она замерла, подняла нос и, крадучись, пошла к березовому колку, который находился возле ручья. Анна с любопытством следила за ней. Лиса дошла до кромки леса и приготовилась к прыжку. Из колка шумно поднялось несколько глухарей. Перелетев луг, они скрылись в хребте.

Анна затаилась. Лиса подбежала к ней вплотную, увидела, на секунду замерла, лотом тявкнула и умчалась в лес.

Когда Анна вернулась на турбазу, было уже жарко.

— Ты это где потерялась? — встретила ее Марина. Она, была в купальнике, в руках держала книгу.

— На луга ходила взглянуть. Наши скоро на сенокос поедут.

— Завтрак я тебе принесла. В палатке. Чай сейчас согреем.

— А где Борис с Димкой?

— Рыбачить уплыли.

Палатки стояли метрах в пятидесяти от берега. Анна позавтракала, и они с Мариной пошли загорать на пески. По озеру скользили лодки, всюду виднелись плоты разных конструкций, на которых сидели рыбаки с удочками. На пляже уже было много народу.

Анна с Мариной выбрали место, где было меньше людей, и прилегли на песок. Марина раскрыла книгу, но читать не стала.

— Что это ты мне про Алексея ничего не расскажешь? — Марина выжидательно посмотрела на Анну сквозь очки в золоченой оправе.

— Нечего говорить. Недобрая слава пошла о нас.

— Не наступив в родник, не замутишь воду.

— Это так. Мне-то терять нечего. А вот Алеше — другое дело. Видно, не судьба. Все кончено. Я и Кате перед отъездом так сказала. Пусть не мучается.

— А Алексей как к этому отнесся?

— Никак. Я его и не видела. Сказала Кате, да и скорей сюда.

— Испугалась?

— Ага. Отрезать-то отрезала, а сама только о нем и думаю. И чем он меня приворожил? Где мне силы взять, Марина?