Николай Кузаков - Рябиновая ночь

— Зря он так. До осени еще всякое может быть.

— Ничего, переживут.

— Беда мне с вами. Никакой управы. Олег-то приходит к тебе?

Дина потупилась, потом подняла на Анну смущенный взгляд.

— Сватать осенью хочет, Аннушка.

— Сдурели вы, девчонки? Князь грозится Дариму украсть, Олег — тебя. А я с кем работать буду?

— Да мы, Аннушка, не уйдем из отряда.

— Иди работай, — улыбнулась ласково Анна.

Анна побывала еще у Белого камня и вернулась домой. Немного отдохнула и решила полить лук в огороде. Спустилась с ведром к реке, а там Катя сидит с книгой. Недалеко от нее плещется Иринка.

Анна почувствовала, как у нее слабеют ноги. Хотела повернуться и уйти, но пересилила себя. Зачерпнула воду. Катя увидела ее, поджала тонкие губы.

— Здравствуйте, Екатерина Елисеевна, — поздоровалась Анна, но голоса своего не узнала: был он какой-то хриплый, чужой.

— Здравствуй, соперница. — Катя недобрым взглядом смерила Анну.

— Зачем же так? — Анна поставила ведро. — Алешу я полюбила еще тогда, когда вы о нем знать не знали и слышать не слышали. Не серчайте на него. Я во всем виновата была.

— А теперь? — с вызовом спросила Катя.

— Забудьте обиду. Что было, не вернешь. Алеша — хороший. Живите. Вы-то тут ни при чем.

Оттаяли глаза у Кати.

Анна подняла ведро. Нелегко ей дался этот разговор. И в то же время будто какую-то тяжесть с сердца сняла. Лук поливать не стала. Прошла в свою комнату, достала рубашку, которую купила весною Алексею, положила на колени и провела по ней рукою.

— Как просто все в жизни, Алеша. Только куда мне теперь деваться? Вернуться к Ванюшке? Забыть все? Только что из этого выйдет? Разбитый горшок сколько ни склеивай, все равно трещина будет. Уберем хлеб, переведусь на очное отделение и уеду учиться.

Вошла Елена Николаевна, увидела на коленях дочери рубашку, нахмурилась. Она давно уже догадывалась, для кого эта рубашка.

— Не пугайся, мама. Не услышишь ты больше обо мне дурного слова. А это так, в память о мечте.

Елена Николаевна прижала к себе голову дочери.

— Вот уж горюшко-то ты мое.

Анна легонько высвободилась.

— Давай собираться. Послезавтра на Арей поеду. До Читы самолетом, а там автобусом.

Под приземистым кустом талины, то разгораясь, то затухая, вяло горит костер. Возле него на охапке веток дремлет Федор. Рядом под телогрейками крепко спят двое мальчишек. По зарослям диких яблонь, боярышника и угрюма сонно блуждает туман. Ночной воздух пропитан душистыми травами. Сладок сон в лесу. Федор с большим трудом отогнал дремоту, встал, повел затекшими плечами, подбросил в костер веток и посмотрел на восток: закраек неба начал отбеливать. Пора.

Федор поправил на мальчишках телогрейки, взял спиннинг и пошел к реке. Между кустов по полянам трава купалась в пепельно-синей росе. И Федор в больших сапогах брел по траве, как по воде, а за ним тянулся лоснящийся темно-зеленый след.

Урюмка впадала в Онон в густых зарослях. В слиянии рек образовался песчаный мысок. На него и вышел Федор. От мыска вдоль Онона тянулась широкая струя, по ней ходили круги, образуя воронки. От берега до берега над волнами скользил легкий туман. Сквозь него тенями маячили деревья за рекой.

На мыске отдыхала стайка крохалей. Увидев Федора, птицы испуганно скользнули в реке и, поднимаясь, долго бежали по воде. На той стороне, в хребте, кого-то испугавшись, отрывисто крикнул гуран. Немного погодя его сильный хрипловатый голос донесся уже из распадка. За кустом запела горлица. Где-то проржала лошадь.

Вдруг недалеко от берега широкой темной спиной воду вспорол таймень. Федор взглянул на рыбину, которая как тень медленно исчезла под волнами, и его охватил легкий озноб. Он суетливо забросил блесну и стал медленно вращать катушку. Душой и помыслами он был там, в темной глубине воды, где вращалась блесна, и уже представлял, как сейчас ее заглотит таймень. Но этого не случилось. Блесна пришла пустая, заиграв возле берега трепещущейся блестящей рыбкой. Федор облегченно вздохнул, освобождаясь от нервного напряжения. А таймень развернулся в самом устье Урюмки, на темно-синей глади крутнулось улово и, расширяясь, поплыло к струе.

У Федора даже дыхание перехватило. Он забросил блесну в самый водяной круг и, выждав немного, чтобы она опустилась поглубже, потянул леску. Но таймень опять не взял блесну. Так повторилось раз десять. Азарт Федора стал спадать, и он решил попробовать обмануть тайменя искусственной мышкой.

— Не нравится тебе такой завтрак? Давай другого отведаем.

Вместо блесны он привязал искусственную мышь из опаленной кошмы.

— Получай, дружище!

Взмах удилища, мышь упала на струю и, разрезая мелкие волны, проворно поплыла к берегу. В тот же миг рядом с ней взлетели брызги и темно-рубиновый хвост тайменя накрыл ее. Федор на секунду-две ослабил леску и натянул. Было впечатление, что мышь якорями намертво зацепилась за корягу, леска натянулась, зазвенела, катушка не проворачивалась.

— Да там не сам ли водяной схватился?

Но в это время леска ослабла, таймень, видимо, от боли вылетел на поверхность. Как-то через хвост завалился и ушел в глубину. Он был величиной с добрый листвяный обрубок.

— Ух ты! — невольно вырвалось у Федора.

Он изо всех сил вращал катушку, леска надсадно пела. Таймень медленно, но подвигался. Так Федор дотащил его до берега. В глубине уже показалась тень тайменя. Но тут он развернулся и пошел в реку. Федор зажал катушку, но она вращалась, обжигая пальцы. Запахло паленой кожей.

— Не вытащить… Уйдет, — екнуло сердце у Федора.

Но таймень уходил все медленное, медленнее и наконец остановился.

— Лодку бы сейчас… На мель бы его увести.

Таймень постоял немного и заворочался: то вылетит на волны, то нырнет в струю, то кинется в устье Урюмки, то потянет в Онон на быстрину. «Лопнет жилка, лопнет жилка», — единственная мысль сверлила мозг Федора.

А тем временем показалось солнце, туман откатился к правому берегу и пополз по распадкам к вершинам гор, там в голубой лазури неба над зеленой щетиной леса стал собираться в облако. Оживленно запели птицы. На кустах заискрилась, засверкала радужно роса.

Прибежали мальчишки, оба в телогрейках, с помятыми от сна лицами.

— Поймал? — уставившись на воду, где из стороны в сторону, звеня, ходила леска, спросил Ганька, сынишка Михаила Комогорцева.

— Матерый, как бык, того и гляди, в Онон упрет, — с трудом вращая катушку, ответил Федор.

Ганька на всякий случай отступил от берега к кусту, а за ним и Андрейка. В прошлом году Ганька здесь рыбачил. Ему на перемет пудовый таймень подцепился. Что Ганька ни делал, а вытащить его никак не мог, сил не хватило. Тогда взял да и конец перемета обмотнул вокруг себя. Таймень рванулся и сдернул его в Онон. Погиб бы Ганька, да спасибо поблизости рыбаки на лодке оказались, спасли.