Николай Кузаков - Рябиновая ночь

Недалеко от распадка четыре агрегата косят сено. На переднем тракторе Дарима. Когда она высовывает голову из кабины, красным маком алеет ее косынка. Эту косынку ей недавно вручил Аюша Базаронович за первое место. Дарима хоть и не показывает виду, но очень гордится этим своеобразным вымпелом.

Сметали зарод. Ананий по веревке спустился с него, кинул критический взгляд на свое детище, подошел к бидону с водой, зачерпнул ковш и с жадностью пьет, потом льет воду себе на грудь и, крякнув от удовольствия, говорит:

— Перекур. Пятнадцать минут.

Он садится на теплую землю, достает папиросы, косится на солнце.

— До вечера еще один зарод скидаем.

Парни садятся вокруг Анания. Пронька растягивается на траве.

— Вздремнуть бы чуток.

— А ты ночью-то что делал? — косится на него Ананий. — С домовым в чехарду играл?

Анна умылась и присела чуть в сторонке. Ей хорошо и хочется просто помолчать.

Над лугами, почти касаясь травы, носятся ласточки. Смуглый, длинношеий, а теперь совсем почерневший от солнца, Андрейка кусает травинку и следит за ласточками. Рядом с ним лежит на траве Ганька и смотрит на облака, его белое широкое лицо не берет загар.

Ананий посмотрел на парней.

— Что, мужики, приморились?

— Парит, — серьезно ответил Ганька.

— Это тебе не котов гонять по крыше.

Над парнями, почти задевая их, пролетели одна за другой ласточки.

— Сдурели, что ли, — бурчит недовольно Андрейка.

— Ребята, а вы знаете, почему у ласточки хвост вилкой? — спросил Ананий.

— Нет, — оживились парни. — Расскажи, Ананий.

Ананий пустил дым колечками, отмахнулся.

— Когда-то в старину жил в Приононье один охотник. Стрелок был, каких после этого земля не видывала. Да только человек он был безжалостный, убивал все, что на глаза попадало: и жаворонка, и лебедя, и любую животину. Там, где он проходил, земля мертвой становилась.

Испугались птицы и звери, уничтожит он их всех, к богу с жалобой на охотника пошли. Бог успокоил их и сказал, что накажет охотника.

Вот однажды идет охотник по степи. Встречается ему старичок. Присели они, по трубке выкурили. Старичок кивнул на лук охотника и спрашивает:

— Ты, паря, хоть стрелять-то умеешь?

Вскипел охотник.

— Да лучше меня еще на свете стрелка не бывало.

А старик подзадоривает его.

— С пяти сажен хоть в корову попадешь?

Охотник от оскорбления весь затрясся. Вскочил. А тут ласточки в небе вьются. Охотник и говорит:

— Если я не попаду в ласточку, то быть мне зверьком, жить в норе и своим мясом кормить лисиц, волков, паршивых ворон и коршунов. А если попаду, то ты, старик, будешь жить в этой душной норе.

Пустил охотник стрелу в ласточку, да промахнулся, только несколько перышек из хвоста выбил. Старик взглянул на него, и охотник в зверька превратился.

Вот так и появились на земле тарбаганы, а у ласточки хвост вилкой стал.

— Так это бог был, а не старик? — спросил Андрейка.

— Ох ты и догадливый, — рассмеялся Ганька.

— Так разве боги-то курят?

— И боги разные бывают, — посмотрел на Андрейку Ананий. — Видно, этот курящий.

Ананий загасил папиросу и встал.

— Подъем. А то кровь остынет, потом не работники из нас будут.

Не заметила Анна, как и пролетел день. Под небольшой сопочкой у ключа стояло несколько палаток и травяной балаган, в котором жили Анна с Даримой. После ужина парни разожгли костер и расположились вокруг, Анна с Даримой сели у входа в балаган. Тетушка Долгор в палатке. Тихо напевая, она рукодельничала.

А вокруг разлилась тишина. По степи блуждали длинные тени. В распадках над озерами пенисто кучился туман. Вдали мерцали зарницы, высвечивая темно-синие тучи. Перекликались перепелки. «Спать пора, спать пора». Ярко горели звезды. Воздух набегал волнами, он был то прохладный, пропахший озерной прелью, то теплый и душистый, точно вздох прогретых сопок.

— А где твой Князь, Ласточка? — спросила Анна.

— У Алханайских гор. Там косит со своей бригадой.

— Не разлюбил еще?

— Вчера приезжал.

— Не обижает тебя?

— Да что ты. Смешной он маленько. Вчера мы сидим на сопочке, он вдруг ни с того ни с сего говорит: «Дарима, сын мне позарез нужен». «Зачем он тебе?» — спрашиваю. «Дело задумал. Хочу всю степь каналами покрыть. Нужен дождик, нажал на кнопку. Трава в пояс, колос хлеба в четверть». «А сын при чем?» — спрашиваю. «А сын вот зачем нужен. Вдруг со мной что-нибудь случится. Так чтобы он дело до конца довел. Такое в один день не делается». — «Ты дело начни, а потом уж о сыне думай». — «Мы с Петровичем уже все обдумали, лет на десять вперед». И меня Князь зовет на оросительную систему работать.

— Иди, Ласточка, куда позовет. Такой не подведет.

— А ты Алексея-то Петровича видела?

— Нет. А что?

— Какой-то он не такой стал. В Сенную падь к нам приезжал. Сам улыбается, глаза грустные.

— Может, болеет.

Дарима прижалась к плечу Анны.

— А ты бы за Алексеем Петровичем пошла хоть куда?

— Как же за ним пойдешь? Семья у него. Если меня позовет, жену и дочь обманет. Видишь, как нескладно получается.

— И зачем же он женился? Нехороший. Я же знаю, тебя только любит. Взял бы да и украл тогда у Ивана Ивановича.

Сегодня перед рассветом подул сырой ветер. Он гулко хлопал по палаткам и шуршал травой на балагане. Небо затянуло тучами. Под свист ветра где-то в стороне Алханайских гор заунывно голосили волчата. На летних стоянках чабанов трусливо тявкали собаки.

Тетушка Долгор проснулась рано, к ненастью ныла поясница, ворочалась, слушала, как шарится вокруг палатки ветер. Лежать надоело, вышла из палатки, посмотрела на небо, а оно мрачное. Орлы-курганники садились на зароды и подолгу осматривали потускневшую степь.

— Однако непогода все дело нам испортит, — вздохнула тетушка Долгор и пошла разводить костер. Она сварила кашу, нажарила баранины, вскипятила чай.

Из балагана вышла Анна.

— Тетушка Долгор, пора всех поднимать?

— Пусть поспят маленько. Погода-то вон какая.

— Вот и надо торопиться. Может, до дождя-то успеем зарод-два сметать. Подъем! — прокричала Анна.

Вскоре отряд был унте на лугу. Вроде все старались работать, но не было той легкости, с какой косили траву и метали зароды в хорошую погоду. Даже у Анания и у того сегодня будто тяжелей вилы были.

Только закончили вершить один зарод, как сыпанул мелкий, как туман, дождик. Прошел с полчаса и перестал. А немного погодя снова сыпанул, намочил гребь, обмыл тракторы.

— Все, Матвеевна, отстрелялись. — Ананий спрятал вилы в зароде, туда же положил рукавицы.

— Хоть бы ненадолго заненастило.

— Ветрено. Может, до завтра продует.

Парни обступили Анания с Анной.

— А что нам делать? — спросил Андрейка.

— Отпускаю вас сегодня к невестам, — ответил Ананий. — Да смотрите, сильно-то не озоруйте.