Николай Кузаков - Рябиновая ночь

— Клянусь боевым оружием отцов, клянусь их ранами, клянусь слезами матерей быть всегда верным другом. Если я смалодушничаю перед жизнью, если предам вас, то пусть меня постигнет самая суровая кара — презрение моего народа. Трусам и подлецам не место на земле. Если один из вас окажется в беде, то я приду на помощь, если даже придется перешагнуть через собственную смерть. Если я этого не сделаю, то пусть потухнет мой очаг [19] Пусть потухнет мой очаг — самая страшная клятва бурятского народа. (Примеч. автора.) . Клянусь!

Такую же клятву произнесли Арсалан и Алексей. Потом, стоя у костра, они соединили пораненные пальцы, и крупная капля крови упала на землю.

— Теперь мы побратимы, — взволнованно проговорил Арсалан.

Много с тех пор утекло воды в Ононе. Но Алексей помнил каждое слово клятвы.

— Может, Борису позвонить, рассказать о тебе?

— Прости, Арсалан. И ты, отец, и ты, мать. Простите меня. Не устоял.

— Пей крепкий чай и в постель, — уже более мягко предложил Арсалан. — Мать раны перевяжет.

Через полчаса Алексей уже спал тяжелым сном. Арсалан сел за стол.

— Беда к человеку пришла. Зачем же ты так с ним говоришь, сын? — упрекнула Арсалана Чимит.

— Его беда — моя беда. Потому так и говорил.

— Ничего, Чимит, буря сильную птицу закаляет, слабую убивает, — вмешался в разговор Батомунко.

Арсалан выпил стакан чаю и встал.

— Мне еще работать сегодня.

Алексей проснулся рано, вышел из дома. Горела заря. На озерке кормились утки. От Онона доносились редкие выстрелы. Сознание Алексея точно на экране прокрутило весь вчерашний день и остановилось на Кате. «Вот и поставлены все точки». Алексей не чувствовал ни горести, ни радости. Вспомнил об Иринке. Засосало под сердцам. Кто-кто, а он-то знает, как расти без отца. Алексей вздохнул, поднял руку поправить упавшие на лоб волосы, обжигающая боль резанула грудь.

— Фу, черт. — У Алексея даже испарина на лбу выступила. Он постоял, боль утихла.

В ограду вошел Батомунко, он уже выгнал овец на пастбище.

— Скоро на зимник покочует? — спросил Алексей.

— Как только уберут поля.

— Зеленку уже пора косить на культурном пастбище. А то перестоять может.

— Максимку в воскресенье поджидаю. С ним поедем. Дня за два управимся.

Алексей позавтракал и поехал в поле. Вскоре его по рации нашел диспетчер и сообщил, что нужно подписать чеки на получение денег в госбанке, иначе люди могут остаться без зарплаты.

Пришлось ехать в контору. Алексей только подписал чеки, как в дверях появилась Аграфена.

— Аграфена, проходи, садись.

Аграфена как-то боком присела на краешек стула и нервно теребила кончик платка.

— Петрович, что теперь с Петрушей-то будет?

— А что с ним еще стряслось? — не понял Алексей.

— Вон что натворил с огнем-то. Чуть хлеб не спалил. Ребенок еще.

— Этот ребенок по полторы нормы в день выполняет. В поле он уже. Я сейчас его видел.

— Ты уж обиды на него не таи.

— О какой ты обиде толкуешь? Придет время, мы его еще орденами награждать будем. А вот Арсалану и Ивану Ивановичу я всыплю, чтобы до конца жизни царапали одно место.

— Может, не надо, Петрович, Петруша подвел их.

— Они его подвели. А ты Петра учить-то думаешь дальше?

— Никак не хочет. На этих тракторах и комбайнах спать готов.

— Ладно, я сам с ним поговорю. Как дела у тебя на ферме?

— Пока все добром. Но травы начинают подсыхать. Если бы разрешили коров силосом подкармливать.

— Силос зимой пригодится. Надо пастьбу на лугах по отаве организовать. Только чтобы сено не травить.

— Двум пастухам не управиться.

— Человека два-три я вам на это время найду.

— За это спасибо.

Алексей поехал на ток, проверил, как идет засыпка семян и сдача зерна государству, а затем отправился в первое звено к Игнату. У него что-то не ладилось с уборкой. Приехал он в обеденный перерыв. Игнат был не в столовой, а у комбайна, стоящего на отшибе.

— Что у вас опять стряслось? — спросил Алексей.

— Да вот полетела коробка передач, — мрачно ответил Игнат. — Да это какая-то напасть: что ни день, то и поломка.

— В чем же дело? Отремонтировали технику плохо?

— Да нет. Ко мне три комбайна из шестого звена попали, прошлые годы у нас было такое звено. Работали там парни из училища. На ту пору звеньевой в больницу лег на операцию. Досмотреть за ними и подучить некому было. Понаделали парни на полях одни борозды. Комбайны-то на тех бороздах и разбили.

— Как же они валки из борозд доставали?

— Что им доставать, половину оставили. Чабаны радехоньки были, всю зиму на этом хлебе пасли овец.

— Летучку вызвали?

— Она в четвертом звене.

— Я к вам сейчас пришлю Ивана Ивановича.

— Ты, Петрович, лучше мне Арсалана пришли.

— Это почему? — удивился Алексей.

— Арсалан пока не наладит, от комбайна не уйдет. А у Ивана Ивановича и раньше-то большого радения к работе не было. У меня душа не выносит, когда вижу, что человек без охоты за дело берется.

— Ладно, пришлю Арсалана. Пойдем посмотрим хлеб.

Алексей с Игнатом прошли к полю. Пшеница стояла редкая, невысокая. Местами виднелись плешины, точно черные заплаты.

— Видишь, что наделали весной вихри. Вместе с землей и зерно унесли, — вздохнул Игнат.

— А у Огневой видели какие хлеба?

— Сегодня утром заезжал на овсы. На те поля и навоз не вносили. Еще сеяли по стерне. Думали, ты, паря, чудишь, переучился.

— А теперь-то что думаете?

— А что думать. Жена мне вчера говорит: «А что, Игнат, может, мне вместо тебя звеньевой пойти. Оно у баб-то лучше получается». Не ожидал я от тебя подвоха.

— Ничего, злей будете.

— Нынче осень-то я своим парням прохлаждения не дам. Сразу же после уборки начнем вносить удобрение навозовносителем под овсы и ячмень. На будущий год поглядим, у кого лучше-то получится.

— Новый трактор К-700 пришел. Вашему звену выделим.

— За это спасибо.

— Ну а с уборкой поторапливайтесь.

— Да и так мы почти по всей ночи в поле.

— Бывай здоров. Мне еще надо во второе звено завернуть.

В хлопотах Алексей не заметил, как прошел день. Надо было ехать домой. Нет, сегодня Алексей не боялся разговора с Катей. Та невидимая ниточка, которая до сих пор связывала их, оборвалась. И все-таки тяжело было ехать домой, точно его ждали там не живые люди, а покойник.

Катя утром отвела Иринку в садик и продолжала укладывать вещи. Она знала, что Алексея вызывали в райком и он ночевал у Батомунко на стоянке (ей еще вчера позвонил Арсалан), и Катя поджидала его с минуты на минуту. На душе у нее было гадко. Это проклятое письмо. И надо же было его написать.

Катя долго мучилась. Наконец не вытерпела и позвонила в райком. И когда узнала, что письмо у Аюши Базароновича, обрадовалась, не надо ехать в Зареченск, забрала у него письмо, положила на стол Алексея.