Альберт Карышев - В День Победы

— А у тебя к ним что за дело? — поинтересовался водитель.

— Представьте себе, я Король, — ответил пассажир. — Как-то мы обокрали одну старушку и напились как свиньи. А Кот меня ударил финкой Балды.

Оба оказались на месте: Баландин Александр и Котов Анатолий.

— По правде говоря, я не ожидал, — сказал Королев.

Но женщина, засевшая на улице в ларе с темными стеклами, протянула ему листок с адресами. Он взял, прочел и деловито убрал справку в карман пиджака. Деловитость эта показалась Маше неискренней, а когда возвратились в такси, он произнес:

— Интересно только, как мы повстречаемся, трое перевоспитанных негодяев.

— Ты боишься? — спросила Мария.

— Да, я не знаю, что им скажу.

— Это выйдет само собой.

— Увидим.

Он назвал адрес писателя Ильина. Нашли дверь закрытой, узнали, что писатель у себя на даче. После этого направили машину к гостинице; поместились в номере и, умывшись с дороги, поели в ресторане.

Был хороший вечер. Свет получал вишневый оттенок, и на стене, искаженные перспективой, обозначались тени Василия и Марии. Звуки, доносившиеся с улицы, включали шелест колес об асфальт, тарахтенье моторов, чьи-то восклицания и стук каблуков прохожих. И все очень не походило на те места, откуда Королевы приехали, — и солнечный свет, и пейзаж за окном, и звуковой фон…

Они поселились на Дальнем Востоке, на полуострове. Их поселок стоял на берегу бухты и зимой обдувался ветрами, обладавшими разрушительным напором. Поселок обходили сопки, поросшие уссурийской тайгой. В одном месте побережья, завалив мелководье щебенкой, песком и землей, первопроходцы расположили корабельные стапели и цехи, пирс и специальную доковую камеру. На стапелях ремонтировали корабли. Их потом затаскивали в камеру, которую заполняли водой. После корабли отводили к пирсу и достраивали на плаву.

Если в выборе дела основанием считать удовольствие, то у Королева такое основание имелось. Он старался быть хорошим инженером, понимал в своем деле толк, и это соотносилось с его желанием сделаться хорошим писателем. Чтобы как следует написать про тот же корабль, надо чувствовать многое, тогда рассказ выйдет правильным, и тому, кто станет его читать, будет все понятно и удивительно…

Писатель-земляк заинтересовался его рассказами. Он сообщил, что хотел бы побеседовать, пригласил Василия в гости, даже предложил ему поработать у себя на даче. Проводив сына в пионерский лагерь, супруги Королевы поехали в Григорьевск вместе. Но прежде чем отправиться дальше, на дачу к писателю, Василий решил задержаться в городе и повидать Кота и Балду.

В номере были две деревянные кровати с тканьевыми покрывалами и белыми, как мел, подушками. Мария скоро заснула. Сам он заснуть никак не мог и бодрствовал еще после полуночи. Поглаживая плечо Марии, которая посапывала в мужнину ключицу (его трогало то, что к ней, сонной, возвращались черты малолетнего ребенка), Королев стал думать о ней и о себе, о том, как давно это было: их встреча во время купания в Белом море, где редко кто купался из-за холодной воды. Во время купания она увлекла его далеко и начала насмехаться над ним, когда он вдруг хлебнул и расчихался. Они вместе обсыхали на берегу, и она, отдавая свежестью льдинки, прыгала на одной ноге, чтобы вылить воду из уха; и когда вместе пошли, она не обула туфли, а взяла в руки…

Утром он встал раньше ее. Когда Мария проснулась, муж уже сидел за столом, побритый, в белой рубахе с закатанными рукавами, сидел и покусывал кончик шариковой ручки, которой написал Балде и Коту, что вечером ждет их в ресторане. Жена его окликнула. Он обернулся и показал ей открытки.

— Я испытываю малодушное нетерпение. Хоть это звучит умно, но это сущая правда.

— Ты думаешь, они придут? — спросила Мария.

— Придут, — кивнув, он снял со стула и протянул жене пестрый халатик, который она надела, сев на кровати к нему спиной.

— Не бойся. Я тебе помогу, — сказала Мария, направляясь в ванную с полотенцем и задерживаясь у двери, чтобы сказать ему это.

— По-моему, должны явиться, — сказал Королев и принялся расхаживать по номеру, будто с целью послушать скрип паркетных дощечек, лоснящихся сальным лоском, приблизился к окну; и из-под карниза полетел стриж, стремительно, как из неволи, то замирая в полете, то воспроизводя рокот маленького мотора.

«То-то Балда и Кот удивятся», — подумал Королев, взялся обеими руками за подоконник и посмотрел, как утренние гости идут с чемоданами к двери из прозрачного пластика и дверь пружинит туда-обратно, пуская утренние неяркие зайчики.

— Они не могут не прийти, — продолжал он вслух, когда Мария возвратилась посветлевшая, с аккуратной головкой. — Видишь ли, тень прошлого…

— Все же ты так не переживай. А то ты с самого утра взялся переживать, и мне это видно.

— Почему это видно? — спросил он, отворачиваясь от окна.

— Милый мой, — засмеялась Мария. — Наверное, другой бы никто не увидел, а я вижу.

— В самом деле, — ответил Королев. — Напоследок я не очень сблизился с этими ребятами.

— Ты можешь с ними не встречаться, но ты сам так захотел.

— Надо встретиться, — сказал Королев. — Я с ними очень хочу встретиться…

Было часов десять утра. Они опять ехали в такси. Машина покачивалась, как детская зыбка.

Промелькали жилые дома со встроенными в них магазинами, какое-то учреждение с колоннами, кафе под красной односкатной крышей и сплошь застекленными стенами, дальше — постриженный сквер, где дети поутру крутили цветные кольца, где присели пожилые люди; а пригожая мостовая струилась под колеса, и казалось, что это не дождь ее вчера прополоскал и что это не асфальт, а шелковая ковровая дорожка: ее ночью собрали, постирали, нагладили, свернули в рулон и на рассвете опять выстелили по проспекту, приклеив края вровень с тротуарами.

Разглядывая свой город, Королев подумал, что когда-нибудь напишет, как приехал через двадцать лет, и слова будут те, какие должны быть. Сначала я напишу так, подумал он, что летний день покажется тошным и Григорьевск некрасивым городом, куда неинтересно приезжать из других городов; напишу невесело, и это будет правильно: ничего веселого у меня тогда не случилось, а было то, о чем я никому не рассказываю, вот только ей, Маше, хотя мне иногда кажется, что такого не было, просто я увидел во сне или где-то услышал. Но потом напишу по-другому. Что по приезде нам повезло с погодой. Утро выдалось отличное, хоть бы маленькое облачко, свет был яркий, но не ослеплял, воздух был свежий и город опрятный. Я экономил время для работы, и утром мы с Машей поехали, чтобы опустить открытки сразу в ящики Балды и Кота. Проезжая по улицам, мы все оглядывались по сторонам, нам город нравился, и мы об этом говорили. Конечно, я напишу не про разговор; и дело не в том, что в городе появилось многое, чего раньше не было. Напиши я в одном плане, получится никудышный рассказ. Надо написать так, чтобы читалось с интересом. Это я и должен сделать…