Альберт Карышев - В День Победы

— Мне так не повезло, — сказал Котов. — А вот ты, каким ты образом сделался писателем?

— Однажды взялся писать роман, а через десять лет взяли мой рассказ.

— Только договоримся сразу: балагурить подожди до Балды. Я этого не люблю.

— Так оно в самом деле и было. Это делается без конца и, может быть, никогда не сделается так, как хочешь.

— А по-моему, если тебе повезло, то лишнее прибавлять не стоит, — сказал Котов, ослабляя узел галстука.

— Мне не повезло, Кот. Я много работал, и в конце концов это должно было случиться.

— Я тоже много работал, — сказал Котов. — Конечно, мне так не повезло.

— Почему ты настаиваешь?.. Уж не смеешься ли?

— Не смеюсь. Талант я называю настоящим везеньем. Кроме — нет ничего.

— Он что-то говорил про микробы, — Королев показал головой в сторону зала.

— Балда есть Балда… Кстати, он здорово умеет солить огурцы. Я побывал у него однажды.

— Что он имел в виду?

— Микробиологию, Король. Я защитил диссертацию. Представь себе…

— Ты как будто недоволен, — сказал Королев.

— Я?.. Есть удовлетворение другого рода. Не то чтобы мне хотелось перед тобой откровенничать, да писатели не каждый день случаются так близко… Хотя о тебе я не знаю, что ты за писатель.

— Хорошо, — сказал Королев. — Чем ты недоволен?

— Я так не говорил, Король… А согласись, побуждает не только талант. И книги разные — одни читаешь, другие не хочется…

— Что у тебя за диссертация? — спросил Королев.

— Про эпидемические болезни среди скота.

— Чем коровы болеют?

— Много болезней, Король. Например, ящур.

— Слушай, Кот, — сказал Королев. — По-моему, ты настоящий микробиолог, — но, употребив шутливый тон, он затем смутился: — Мы давно не виделись… Давай не будем обращать на это внимания.

Наедине они выпили.

«Что-то я сделал не так», — подумал Королев.

Котов покачивал ботинком, курил и пускал дым себе под нос. Потом обострил взгляд.

— Для чего ты нас пригласил? — сказал он. — Пока мы вдвоем…

Королев пожал плечами:

— Мне хотелось вас увидеть.

— Ты думал, что мы будем счастливы?

— Об этом я не думал, — попытался снова отшутиться Королев, но тут же сказал с досадой: — Я не понимаю, зачем ты так…

— Ты должен был подумать, — хладнокровно произнес Котов. — Какой же ты писатель, если не разбираешься в простых вещах? Ведь ясно как день, что тебе не следовало о себе напоминать.

— Но почему? — насторожился Королев.

— Потому, что в этом смысл только для тебя.

— Смысл для меня?

— Именно. Ты демонстрируешь себя и получаешь удовольствие.

— Подожди, Кот…

— Это неуважительно по отношению к нам с Балдой, хотя тебе и интересно.

— Ты хочешь поставить меня в нелепое положение?

— Ты сам это делаешь: собираешься оправдываться, а в душе со мной согласен. Не так ли?..

— Все же не торопись, — сказал Королев.

— Может быть, я не прав?

— В чем-то прав… Действительно, обстановка сложилась так, что я помимо воли в центре внимания.

— Врешь, — сказал Котов, — не помимо воли.

Он окрасил голос насмешкой, но Королев устоял и лишь произнес:

— Ну, как хочешь…

Помолчав, Котов цепко продолжил:

— Мы тебе не друзья, Король.

— Я не знаю, Кот, что теперь отвечать…

— Мы не можем относиться друг к другу искренне. Удивительно, как ты сам об этом не догадываешься.

— Зачем ты собираешься ругаться?

— Просто объясняю положение вещей. Тебе нравится говорить великодушно и снисходительно, а мне не нравится слышать в этом, что ты нам все простил.

— Я о таком и не думал, — сказал Королев, улыбаясь.

— Мы тебе ничем не обязаны, Король.

— Сам подумай, разве не глупости ты говоришь?..

— Я, в частности, тоже не обязан. А за финку и все такое я отбывал наказание; мы отбывали его вместе с Балдой.

— Перестань, — попросил Королев.

— Все это не очень удобно, — сказал Котов. — Балде-то как неудобно! Вот он и валяет дурака, а ты, писатель, радуешься.

— По-моему, ты уже наговорил достаточно, — сказал Королев.

— Привел жену, — отвечал Котов внешне невозбудимо, даже приветливо, — и выставил нас напоказ, для сравнения. Между тем, — сказал он, сощуривая глаза и закрепляя зрачки на одном месте, — прошло двадцать лет. Или ты их примеряешь только к себе? Напрасно. Было и у нас время взяться за дело. Тоже нелегко пришлось… Ты обратил внимание, что Балда меня недолюбливает?

— Да, заметил.

— Думаешь почему?

— Не знаю.

— Нипочему, — сказал Котов. — Я его тоже недолюбливаю. Вот тебе пример для расширенного писательского кругозора…

Он молча исследовал Королева через очки. У него был чистый лоб, заслоненный над бровью русой прядкой; щеки бледноватые, немного впалые, малоизношенные, хотя манера улыбаться на одну сторону сложила ему довольно грубую морщину справа от губ. В то же время ритм танца пошел на убыль, и Баландин сомлел под заключительные аккорды, прикладываясь щекой к уху Марии. Они возвратились. Пока Мария не пригрозила ему пальцем, Баландин громко шептал Котову:

— Я ей понравился. Обрати, Кот, внимание, какая женщина…

Он позвал официанта?

— Подбавь парку. Писатель просит.

— А не он ли это про семь повешенных написал?

— Король, ты написал про удавленников?

— Что вы написали, товарищ Андреев? — спросил официант.

Королев не ответил. Но под его взглядом проявил находчивость Баландин, который произнес, вобрав в плечи голову:

— Он пока ничего не написал…

— Всех-то не упомнишь, — сказал официант задумчиво. — Пойду спрошу у Седова. У шеф-повара. Он все знает.

— Слышь! — крикнул ему вслед Баландин. — Принеси жалобную книгу! Он тебе напишет, Леонид-то Андреев. Узнаешь у него!

Тогда Королев сгоряча прихлопнул пальцами по столу и резко произнес:

— Прошу тебя, замолчи!

Баландин растерялся по-настоящему и в поисках пояснения к моменту обвел всех несколько раз глазами.

В зале повторились танцы. В зале было весело. Но в одном его месте возникла тишина. Четверо сидели не меняя поз и загадочно помалкивали. Королев глядел в стол. Его палец обкатывал хлебную крошку. Анатолий Котов сохранял достоинство. Его вид был сравним с видом зрителя перед сеансом кино, глаза направлялись на воображаемый экран. Но вот пришлось отвечать Марии. Затаившись на своем месте, она оценила обстановку, наконец осторожно произнесла:

— Конечно, у вас что-то произошло.

— Нет, — отрекся Королев. — Ничего не произошло.

— Мы говорили о значении таланта.

— Ну и что?

— Я позавидовал, что он писатель.

— Я не думаю, что это вы всерьез.

— Врет, — высказался Баландин.

— Разве нельзя позавидовать? — спросил Котов.

— По-моему, можно.

— Чего завидовать?.. — опять рассудил Баландин. — Характер у тебя, Король, тяжелый. Хоть ты и писатель.