Нинель Громыко - Комсомольский комитет

— Товарищи, как выполнено решение прежнего актива, расскажет товарищ Ольбина. Спокойно, товарищи, — объявил Соболев и сел.

Маша Ольбина — молодая женщина, с крупным, очень энергичным лицом и с черными мужскими бровями. Лена симпатизировала ей, хотя часто и расходилась с нею во взглядах.

Маша вышла на трибуну, казалось, невозмутимая, но Лена хорошенько не видела ее лица: Маша встала боком к президиуму и чуть отвернулась от него. Информацию сделала короткую: комсомольские собрания по-прежнему редки, да и те молодежь посещает неохотно, потому что на собраниях всегда дежурные вопросы — о социалистическом соревновании да об учебе.

Соболев встал, оглядел притихшую молодежь.

— Как примем такую информацию?

Зал напряженно молчал. Кто-то крикнул:

— Оттого и не сообщала, что никогда не выполняете!

— Что говорить: опять то же будет!

— Наказать за неисполнение! — раздалось в задних рядах после того, как кто-то засмеялся, и зал затих, напряженно и сердито ожидая.

Соболев спросил:

— Кого наказать?

— Горком!

— Разве только горком должен выполнять решения, а не вы, товарищи комсомольцы? По-моему, это и вас касается! А горком помогать, контролировать должен!

Игорь вдруг вытер лоб рукой. Нечаянно тронутая, на лоб упала черная закрутившаяся прядь волос.

— Товарищи, давайте так сделаем! Назначим срок, и в этот срок чтобы выполнить решения и августовского и сегодняшнего актива. Горком обещает вам проконтролировать это!

— Нет возражений! — раздалось несколько голосов.

Лена, переглянувшись с Соболевым, встала и объявила, что доклад сделает товарищ Соболев.

Соболев вышел на трибуну.

Лена потянулась к графину напиться, но Чирков сам налил ей воды в стакан, подал. Потом, достав из кармана точилку, начал спокойно чинить карандаш и снова искоса посмотрел на Лучникову. Она, взволнованная необычайной подготовкой необычного актива, одетая в синий шерстяной костюм, который очень шел к ней, была особенно хороша сегодня.

«Странный он человек», — думала Лена, видя, что Чирков нервничает. Он то поднимал глаза и косил их на Лену, то снова опускал жгуче-черные короткие ресницы. Лене приятно было, что Чирков не спокоен. «Неужели для нее все прошло!» — думал в это время Борис Исмаилович. Он встретил Лучникову в коридоре, и она строго ответила на его одинаково приветливый для всех поклон. Сейчас она словно не замечала его, а в то же время была так оживлена! Это Чирков видел по алому румянцу на ее щеках. Чувствовал он это и по медлительным, но полным внутренней энергии движениям Лены, когда она то подвигала к себе бумагу, то сжимала свои беленькие хрупкие пальцы.

Когда Соболев вышел на трибуну, Чирков заинтересованно посмотрел на него.

— Товарищи! — сказал Соболев звучным низким голосом и молча, выжидательно посмотрел.

А по залу уже пробежал назойливый гул — шумок. Многие еще помнили, как Петрунин, прежний секретарь, как и все незадачливые докладчики, даже на самых скромных будничных заседаниях ухитрялся пускаться в длиннейшие экскурсы из области всем известных всесоюзных достижений и из международной политики, чтобы хоть чем-нибудь серьезным прикрыть незнание существа дела, о котором идет речь. Этого же ожидали и сейчас, и поэтому многие ребята и девчата стали раскрывать книги, переговариваться.

Лучникова постучала карандашом о графин с водой, легкий звонкий звук на секунду утихомирил присутствующих.

Игорь заговорил о том, что в нашей молодости комсомольская жизнь должна быть самой замечательной жизнью, самой интересной. Всегда ли так бывает в Павловске? Нет! Разве можно после этого удивляться, что есть юноши и девушки, которые не хотят идти в комсомол?

Смело, искренне, не по-шаблонному говорил Соболев. Взять молодых строителей из Озерной. Игорь подробно рассказал о них. Как нужна им дружеская помощь! А они даже не знают, что комсомол может что-нибудь сделать для них.

Зал неожиданно затих. Лена слышала, как кто-то кому-то сделал замечание, в задних рядах шикнули. Лена не сводила взгляда с лица Игоря. Он, по обыкновению акцентируя слова, говорил ясно, сжато. Игорь хмурился, и в низком, юношески солидном и рокочущем голосе его звучали требовательные, но покоряющие нотки.

— Позирует, — прошептал Чирков, наклоняясь к Лене.

Лена чуть усмехнулась и отрицательно покачала головой.

Уже час длился доклад, но собравшиеся не выражали нетерпения. Ведь говорилось об их организациях, о них самих. Молодых людей Соболев заставлял думать, им подсказывал ответы на вопрос о том, что нужно, чтобы жизнь в комсомоле бурлила.

Игорь раскритиковал организацию «Заготзерно», из которой недавно ушел комсомолец Пятков потому, что дела для него в организации не нашлось, досталось и комитету пивзавода, который поставил себя так, что с членами комитета не считаются ни комсомольцы, ни администрация.

Сначала после доклада желающих выступить не было. Все словно выжидали. Доклад был необычен своей прямотой. Вывод Соболев сделал такой: рост в городской организации плох потому, что она перестала притягивать к себе молодежь.

Но очень скоро ораторы стали один за другим взбегать на трибуну. Они тоже говорили прямо, и смело, и очень требовательно о том, что горком должен не забывать, что он существует для них, для комсомольцев, а не для себя и не для бумаг; что, конечно, комсомольцы и сами должны быть инициативны.

— Может быть, мы хотим свалить свою вину на горком? — возмущенно спрашивал маленький комсомолец с круглым лицом. — Но нужно, чтобы нас не то чтобы проверяли, а чтобы мы знали, что, если у нас горит хотя бы маленький огонек, в горкоме его, этот огонек, видят. Случись что у нас — и старшие, более опытные товарищи придут к нам на помощь. Нет, мы понимаем, что и мы виноваты. Так давайте же пересмотрим свое отношение к комсомольским обязанностям и сделаем это не откладывая: с завтрашнего дня!

Секретарь комсомольской организации артели «Ударник» выходил на трибуну вразвалочку, он упрекнул Соболева и Лучникову в том, что два года никто из секретарей горкома не был у них. Перед активом к ним заглянул какой-то неизвестный в артели до сих пор товарищ и ушел, ничего не сказав.

— Товарищ Литвинов, но ведь не вы одни у нас! В городе девяносто девять организаций, мы с Лучниковой при всем желании не могли побывать везде! — громко перебил его Соболев.

— Понимаю, — не сразу недовольно отозвался Литвинов. — Только вы не перебивайте меня. И если хотите знать, мы вот что хотим. Вы присылайте к нам, пожалуйста, людей, которые, вот как сказал сейчас товарищ, постарше, то есть не возрастом постарше… а вообще помочь могут в чем-нибудь. — Литвинов вдруг заговорил страстно, едва сдерживая рвущийся в зал голос, о формализме в работе и стал приводить новые, неизвестные еще до сих пор работникам горкома примеры.