Нинель Громыко - Комсомольский комитет

У проходной возле стенки, на которую обычно наклеивались объявления о собраниях и воскресниках, толпились рабочие. Даша, конечно, потянула туда Алу. На большом белом листе бумаги крупными красными буквами было ярко написано: «Говорит комсомол».

— Смотри! — толкнув Алу в бок, сказала Даша. — Ой, Алка!

Ниже цветной подзаголовок: «За ушко да на солнышко бракоделов из первого цеха». И рисунки. Руки в брюки стоял Дынников возле оборвавшейся катанки, а над всей его готовой продукцией было крупно написано «Брак», потому что он, оказывается, по небрежности поставил фильер совсем другого калибра. Досталось и Филатову, у которого в валки попали посторонние тела, образуя в прокате задиры и плены, и Веснянкину, у которого четверть часа простоял станок.

И тут же Ала увидела себя.

Сбоку девушек появился Ромка Дынников. Он с презрительной миной, за которой скрывалась обида, читал газету. Подошел Филатов.

— Антошка, — сказал ему Дынников, — все из-за тебя. Обрывы мои из-за твоих задиров. Если бы не они, я б и калибр не проглядел.

— Отчего же это другие не проглядывают? Они тоже моей катанкой работают? — ехидно сказал Филатов и мрачно бросил грубое слово.

— Балда, — сказал Дынников, покосившись на Варежку.

Хохлову, стоявшую рядом с ней, он подчеркнуто не замечал.

Филатов только сейчас увидел девушек. Но лицо его не выразило ничего, кроме пренебрежения.

Рабочие из других цехов — одни хохотали над карикатурами, другие ругались.

— Из-за таких-то вот весь завод не выполняет план.

Кто-то из прокатчиков, из соседнего цеха, попытался оправдаться.

— Уральские заводы плохие вайербарсы присылают.

— Брось, Егорка! — тотчас оборвали его.

Девушки поспешили уйти.

Встретившиеся ребята из соседнего цеха сказали Варежке, что Цылева просила ее зайти в комитет.

Ала шла в комитет взъерошенная. «Если Цылева будет ругать меня, возьму и уйду, — думала она. — Подумаешь, секретарь! Пусть не воображает».

Но Соня встретила Алу дружелюбно. Она только что отпустила стайку девушек из других цехов, отодвинула в сторону какие-то записи и весело обратилась к Але:

— Ну, как «Говорит комсомол»?

Ала удивилась. Соня держалась так уверенно, словно она давно работала секретарем комитета. И в ней совсем не видно неприязни к Але. Или притворяется?

Ала угрюмо молчала.

— У тебя что-нибудь случилось? — в голосе Сони послышалось беспокойство.

— Да нет.

Соня тряхнула головой, прищурилась и пристально посмотрела на Варежку. Сочувственно улыбнулась.

— Неприятно, конечно, критика. Но правильно ведь, Ала?

— Правильно, — мотнув головой, твердо сказала Варежка. — Давно надо было! Стыдно-то всем! Завтра каждый за рабочим местом будет следить, знаешь как?

— Вот так и нужно, — улыбнулась Соня. — Кто у вас члены контрольного комсомольского поста?

Ала назвала.

Соня вынула из стола толстую тетрадь и протянула Але.

— Вот передай им. Пусть заведут журнал и каждый день отмечают, у кого не было брака, у кого был и какой и вообще нарушения. Завтра журнал мне покажешь. Прямо по горячим следам будем принимать меры.

Соня посоветовала Але узнать в группе: что могут сделать комсомольцы, чтобы помочь заводу в хозяйственных делах.

Соня действительно сразу, как уехал Соболев, почувствовала себя очень уверенно.

Понравилось Соне, что Ала, слушая ее, все время уточняла: «А как это сделать?» Ее мысль работала, и это было ее обещанием справиться. Но не исчезла у Алы настороженность. «Нелегко будет с тобой», — думала Соня, глядя в хорошенькое возбужденное лицо Варежки.

Варежка уходила от Сони не обиженная, а как-то по-новому сосредоточенная. Она просто уже не думала о том, что было раньше. До сих пор Ала лишь числилась групоргом. Вся ее работа сводилась к тому, что она сидела на комитетах да несколько раз Павел давал ей задания: «Пойди на политкружок, запиши, сколько человек присутствовало». Эти задания Варежка выполняла точно так, как велел Павел. А теперь перед нею раскрывались новые, интересные планы, надо было и голову поломать и ходы-выходы искать. И именно перед Соней не хотелось, ох, не хотелось ударить лицом в грязь.

Через несколько дней в первом цехе состоялось комсомольское собрание. Соня Цылева перед собранием побывала в каждой группе, поговорила почти с каждым комсомольцем. Начальник цеха по ее просьбе должен был рассказать на собрании о положении с выполнением плана, о работе отдельных комсомольцев и других молодых рабочих. Много фактов сообщили ему члены контрольных постов.

Собрание открыла Зина Гаврилова, но собравшиеся выказывали к ней такое откровенное неуважение, что после нескольких выступлений Соне самой пришлось занять за столом председательское место.

Комсомольцы, наслышавшись про комитет, про Соболева, вдруг решили устроить на собрании перевыборы.

— Пусть Гаврилова сейчас отчитается! — звонко крикнула из зала Даша Хохлова. — Второй год секретарем, а ничего не делает.

— Я три месяца назад перед вами отчитывалась, — бойко ответила Гаврилова.

— Тогда твою работу за одни заседания удовлетворительной признали. Думали, исправишься! — снова крикнула Даша, несмотря на усиленные попытки Алы Варежки, сидевшей рядом, остановить ее.

Соня растерялась. Как быть? Гаврилова как будто права — отчетно-перевыборное собрание было всего лишь три месяца назад. Но и комсомольцы в своих требованиях правы. И кого выбирать вместо нее? Может быть, Павла Куренкова? Он пришел на собрание сам, хотя его никто не приглашал, и Соня была рада этому.

Президиум решил объявить перерыв, и Соня из кабинета начальника цеха позвонила в город, к Соболеву. Потом Соня советовалась с парторгом, снова звонила в горком. После перерыва объявила:

— В горкоме сказали: делайте так, как хотят комсомольцы.

И комсомольцы решили: вывести Гаврилову из членов бюро.

Когда стали предлагать кандидатуры, Соня неожиданно назвала Павла Куренкова. Это было неожиданным не только для комсомольцев, но и для Павла.

Куренков относился теперь к Соне подчеркнуто сдержанно и холодно. Он разговаривал с ней лишь тогда, когда она обращалась к нему.

Соня вскоре после комитета попыталась поговорить с Куренковым по душам.

— Павлуша, я же не виновата, что меня секретарем выбрали, — сказала она.

Павел посмотрел на девушку тяжелым взглядом, взглядом старшего на младшую, ничего не ответил и прошел мимо.

И теперь Павел не знал, как отнестись ему к предложению Сони. Он сидел молча, не шевелясь, прямо глядя перед собой, пока не услышал вопрос, который был обращен к нему.

— Хочу знать, — подчеркнуто серьезно спрашивал парнишка, прокатчик из третьей смены, которого Павел даже по имени не знал, — думает ли товарищ Куренков работать, как работал в комитете, или лучше?