Нинель Громыко - Комсомольский комитет

— Опять бьешь? — быстро, с укором спросил он брата, когда за Раисой закрылась дверь.

Осип нахмурился и опустил глаза. Лиля было заикнулась ответить, но ее опередила мать.

— Ничего не бьет, — торопливо сказала она, нарезая огурцы. — Было, да прошло.

Прежде Осип жестоко бил жену. Сам он часто до одурения напивался, при случае заводил грязные романы. Но, как и присуще ограниченным, скверным людям, о всех судил по себе, стараясь отыскать в других свои же пороки.

Павел заступался за невестку. Бывая у родных, он ругался с братом, но на того действовали лишь угрозы Павла пойти в профсоюзную организацию и все рассказать. Тогда вступалась мать. Плача, она упрашивала меньшого сына не выносить сору из избы, обещала, что она «даст» Осипу и он ее послушает. Павел ненавидел брата, когда тот зверел. Но ссориться со своими не хотелось, и он всякий раз заставлял себя поверить матери, что это последний раз.

Но сейчас, если Павел несколько минут назад еще сердился на Игоря, соглашаясь с матерью, он вдруг точно прозрел, ясно увидев взглянувшую на него подленькую обывательщину.

Евдокия Тимофеевна видела, что Павел ей не верит. Под столом ногой мать толкнула Осипа — Павел понял это по движению ее худенького, одетого в черное платье тела. Осип пробурчал что-то и, не взглянув на Павла, тоже пошел в кухню. Лиля присела к столу. Лицо ее было грустно.

— Бьет ведь, — заметил матери Павел, оставляя рюмку.

— Сказала тебе, нет, — с хмельным упрямством проговорила мать.

Павел вдруг схватил рюмку и с шалой силой бросил ее об пол.

— Мам, ты врешь! — закричал он. — Ты старая, зачем тебе?

— Сынок! — просительно сказала она.

— Что «сынок»? Совесть у тебя, эх…

Старая женщина медленно поднималась.

— Но, но, сын! — с пьяной злобой сказала она. — Это на мать: «врешь», «совесть»? За собой бы смотрел. Вишь, выперли с места. Чего уж других уму-разуму учить. Ты докажи, что Осип бьет…

— Докажу!

— Уродилось дитятко… — проскрипела женщина, быстро выходя.

Павел вздохнул трезвея. Скомканным платком вытирая лоб, он обратился к сестре:

— Какое же собрание было у вас?

Лиля оживилась. Она придвинулась к столу, отставила в сторону рюмки и принялась рассказывать. Лиля работала официанткой в ресторане. На днях всю их маленькую комсомольскую организацию пригласили в свободный вечер в зал народного суда — просто потому, что не было другого помещения. Это было общее собрание организаций суда и ресторана, банка, проектного бюро — всего восьми маленьких организаций. Собрание называлось тематическим, тема была: «Жить и работать по-корчагински».

— Ой, знаешь, интересно! — говорила Лиля. — Я «Как закалялась сталь» читала давно, в школе еще, позабыла многое. А тут одна девушка из банка, Яблокова по фамилии, подготовила вроде доклада о Павле Корчагине. Не длинный, ну такой — слушаешь, не оторвешься. Некоторые места прямо зачитала. Особенно хорошо, где Корчагин говорит: «Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» Помнишь?

— Помню, — задумчиво чертя ножиком по столу, отозвался Павел.

— Вот. А потом комсомольцы выступали и говорили, кто у нас в организациях живет по-корчагински и кто нет. — Лиля засмеялась. — Чудно! Один судья встал да и говорит про другого: «Он, — говорит, — живет не по-корчагински. Корчагин учил людей бороться со злом, с пошлостью, он и сам в первых рядах борцов шел. И когда тело ему служить отказалось, он шел. А этот, говорит, товарищ утром человеку приговор за аморальное поведение выносил, а вечером шел из ресторана, шатался, да в канаву и упал».

— Здорово! — сказал Павел.

— Да! — смеялась Лиля. — А тот вскочил красный: «Ты что меня, — говорит, — при народе компрометируешь? К нам, судьям, — говорит, — особый подход нужен». А тот ему говорит: «Ты сам себя скомпрометировал: тебя весь город в канаве видел. А особого подхода в комсомоле ни к кому нет».

— Интересно, — глубоко задумавшись, сказал Павел.

Лиля смотрела на брата и вдруг сказала нерешительно:

— Павел, а Игорь Соболев тоже на собрании был.

— Да?

— Я его помню, он к тебе ходил. Когда мы с тобой еще в школе учились. Павлик, а… отчего он к тебе так?

— Как так? Тебе-то что?

— Нет, я просто узнать, — робко и виновато сказала Лиля.

— Стало быть, заслужил я! — с издевкой сказал Павел.

— Мать говорит, что Игорь к тебе имел что-то, сердился на тебя, — допытывалась Лиля. Видно было, что она и боялась приставать к старшему, да еще расстроенному брату, и хотелось ей узнать, в чем дело, и не верила она матери.

Павел уронил голову на руку и исподлобья посмотрел на сестру.

— Вот репей! — уже без раздражения сказал он. Вздохнув, он опустил руку, поднял голову и горько сказал:

— Мать сказала! Она понимает? Ты-то не знаешь, что переизбирает организация, комитет, а не секретарь горкома?

— Значит, не в Игоре дело? — воскликнула Лиля и не могла скрыть радости. И быстро-быстро начала рассказывать: — Знаешь, девчонки наши в него все влюблены. Правда! Только, говорят, он женатый.

— Вот-вот, вас это и интересует, — усмехнулся Павел.

— Нет, я так. А я все смотрю на него и думаю: он совсем такой, какой к нам приходил, еще когда вы с ним про задачки спорили. Только молодой, а на висках уже сединки — это оттого, что он много учился, да?

— Не знаю.

— Да, — вздохнула Лиля. — А он простой-простой. И еще он сказал, чтобы мы все, все кто был, не теряли связи друг с другом. Что мы теперь куст и ответственная за куст вот эта Ира Яблокова. Что у нас теперь только по некоторым производственным вопросам будут по организациям собрания, а то все общие. И даже иные персональные вопросы на общих собраниях будем разбирать.

— И сколько же человек в вашем кусте?

— Не помню… Да, Соболев говорил: пятьдесят шесть. Вот и эта теперь с нами будет, — Лиля кивнула головой куда-то в сторону.

— Кто? — не понял Павел.

— Да ты же давно у нас не был, — спохватилась Лиля. — Соседка у нас новая. Дмитриевы съехали, теперь одну вселили с ребенком. В банке работает. Тоже комсомолка, значок носит. А банк в нашем кусте.

— Мать не вздорит с ней? — спросил Павел, вспомнив, что с Дмитриевыми она всегда скандалила.

— Не знаю, — пожав плечиками, беззаботно сказала Лиля. — Мы почти не видим ее.

— Пятьдесят шесть человек, говоришь? — задумчиво сказал Павел. — Это сила.

— И еще: перед новым годом мы должны провести конкурс на лучшее выступление самодеятельности. Конкурс тоже в судейском помещении будет.

— Так это ты на конкурс? — сказал Павел, засмеявшись.

— Нет, я на танцы, — тряхнув хорошенькой головкой и тоже засмеявшись, весело, плутовски сказала Лиля.

— И другие не пошли? — обеспокоенно спросил Павел.