Нинель Громыко - Дойна о Мариоре

— Хочу кое-что предложить вам, домнуле Петру.

— Ну?

— Выборы скоро… Помочь можно бы. Относительно вашей кандидатуры. — Слышно было, как Челпан чиркнул спичкой — закурил. — Ребят у меня немало, это вы знаете. Все старше двадцати одного года. Голосуют. К тому же кое-кому в селе приказать можно. Просто заставим. Кое-кого уговорим. Словом, сделаем. Человек полсотни я вам гарантирую — из противников.

Дионица толкнул Мариору. Досадуя, она схватила и сжала его руку.

— Что ж, хорошо, — голос Тудореску звучал недоверчиво. — Только из-за этого ты и пришел?

— Конечно, домнуле Петру, не только из-за этого… Во-первых, мое личное уважение к партии Куза-Гоги… И поскольку вы…

— Так. Дальше что?

— Вот и все.

— Как просто, — тем же тоном сказал Тудореску. — Ну, и что же тебе… вам… с моей стороны нужно?

— Немного… Тысячи три лей на вино для избирателей.

— Очень хорошо.

— И… Ну, это вам легко будет. — В голосе Челпана было деланное равнодушие. — Слышали, наверно. Меня накрыли… Суд будет. А… в таком случае я вам не помощник. Стало быть, помогите освободиться.

Тудореску рассмеялся:

— Я ведь не судья, молодой человек. Не судья.

— Не шутите, домнуле Петру. Судья — отец домну Михая. И сам домну Михай в сигуранце служит. Вам легко это сделать.

— Куда идешь? Не мог подождать? — Это относилось уже не к Челпану.

— Да нет, я ничего… я про голову только… Думал, вы гуляете… — отвечал испуганный голос дворника Диомида. — Я потом могу…

— Что ты говоришь? Какая голова?

Дионица не удержался и снова толкнул Мариору. Она погрозила ему пальцем.

— Голову на поле Матвей, обходчик, нашел. Из соломы. И шляпа на ней, как у вас. И дощечка с надписью. Только я неграмотный, не разберу.

— Бог мой! Какая голова?

— Соломенная. Матвей принес: «Отдай боярину». Я говорю: «Зачем? Сожги, когда костер разведешь». — «Нет, — говорит, — отдай. Наша обязанность обо всем докладывать». А мне что? Я взял.

— Что за новости! Покажи.

— Сейчас принесу.

Слышно было, как убежал дворник.

— Ваши штучки, а? — зло заговорил Тудореску.

Мариора лежала, прижавшись к земле, точно могла спрятаться в ней, и прислушивалась к разговору. В голове сумбурными отрывками вставало все, что она слышала о Челпане, о кузистах. Вспомнились мышиные глаза Михая, — она даже зажмурилась.

Михай Куку, сын судьи, работает в сигуранце. Сигуранца! Что может быть хуже! Все село так говорит. Челпан вор…

Дионица лежал рядом с нею, смотрел живыми, смешливыми глазами.

Диомид скоро вернулся.

— Вот, — почтительно сказал он. — Эта дощечка была привязана.

Челпан заговорил быстро и непонятно, но Тудореску перебил его:

— Твои штучки? Старая месть?

Челпан забормотал:

— Шутите! Сколько времени прошло… И какие счеты могут быть сейчас?

— Знаешь что, — раздраженно сказал Тудореску, — иди и забудь, где мой дом стоит. Иди! — повторил он. — Ну? — в голосе вспыхнула угроза.

— Имейте в виду, что все эти люди будут против вас. А кто соломенную голову поставил, вы узнаете при желании…

Слышно было, как Тудореску зашагал в глубь сада. Потом снова раздался его голос:

— Челпан! Если пройдет моя кандидатура, будешь свободен. Это знай.

— Пока вы пройдете, меня посадят! — донесся голос Челпана.

— Я скажу, чтобы твое дело задержали. За деньгами завтра зайдешь. Но если повторится что-нибудь подобное…

— Клянусь, не я! — воскликнул Челпан.

— Ступай!

— Это что же? — шептала Мариора. — Челпан с Тудореску? А что это за голова, о чем они говорили?

Дионица коротко рассказал ей про чучело. Мариора смеялась, уткнувшись лицом в колени.

Зима пришла теплая, мягкая, дождливая.

Вот уже несколько недель Тудореску жил необычной для него деятельной жизнью: раньше в село почти не заглядывал, теперь отправлялся туда чуть не каждый день верхом. Прежде нелюдимый, теперь он охотно принимал у себя селян.

Приходил примарь. Здесь, в боярской прихожей, он терял всю важность, с какой говорил с крестьянами, и — Мариоре казалось — даже худел. Его и еще нескольких богатых селян боярин принимал у себя в кабинете. Иеремие Гылку не пускал дальше коридора, но и к нему снисходил, беседовал, даже как-то по плечу похлопал. Сотни литров доброго старого вина Тудореску отправил в село. Челпан в имении больше не показывался; ходили слухи, что ему грозил арест, но вмешался Тудореску, и все обошлось.

В день выборов было тепло, облачно. Мариоре очень хотелось пойти в село. Туда уехал и Тудореску. Но когда она спросилась у Панагицы, та подняла брови:

— Ку-уда? Сегодня-то? — и ничего не ответила.

Из рабочих на выборы тоже никому не удалось пойти: боярин сказал, что нужно срочно ремонтировать конюшню, а в селе и без них людей много. Все понимали, что боярин просто не доверял своим рабочим.

Весь этот день Мариора неотступно думала: «Как-то там ребята? Что делают? Кого выберут люди? Только, наверно, не Тудореску, ведь все знают, какой он».

Боярин вернулся заполночь, пьяный, довольный. Сказал, чтобы завтра приготовили обед получше, и ушел спать.

Утром Панагица разбудила Мариору задолго до рассвета. Невыспавшаяся и поэтому особенно злая, кухарка посылала к черту и сдобное тесто, которое никак не подходило, и кофе, в который попал таракан, и боярина.

Густо-малиновый шар солнца только что поднялся над безлистыми садами. Оживал двор: проснулись рабочие. Обмениваясь догадками насчет выборов и вполголоса ругая боярина, они собирались в холодном сарае, куда на зиму переносилось корыто для еды. В него Мариора разлила постный борщ, приправленный молоком, на отдельную доску положила мамалыгу. Потом кончила чистить яблоки для компота и, воспользовавшись тем, что Панагица была занята приготовлением какого-то сложного крема из сливок, яиц, разных фруктов и порошков, побежала во флигель — пришить к кофточке оторвавшуюся пуговицу. И на пороге остановилась.

— Дионица! Кир! — радостно проговорила она и тут же запнулась: — Боярин не велит чужим в имение ходить.

— Доброе утро, Мариора! А он нас и не видел — мы через сад, — нимало не смутившись, разом ответили парни.

Они чинно положили на широкий подоконник шляпы, и Дионица первый протянул ей руку. Он улыбался, пристально всматривался в ее лицо. И девушка заметила в его синих глазах что-то новое, непривычно-вопросительное и ласковое, и это заставило ее снова подумать: «Да, Дионица не мальчик уже… кавалер…»

Кир сжал ее руку просто и радостно.

— Вот не ждала… Вы ко мне? Да садитесь, — растерявшись и радуясь, говорила Мариора. — А я в село никак не выберусь… И не дождусь, когда попаду туда. Отчего девушки не придут? Ну, как выборы? Да рассказывайте же! Кого выбрали?

Прошлый раз, когда Дионица вернулся из имения, он рассказал товарищам про разговор боярина с Челпаном. Ребята не удивились. Васыле сказал: