Семен Бытовой - Ночью скалы светятся

До Москвы далеко. Пока донесение Атласова дошло до столицы, заговорщики — Данило Анцыферов и Иван Козыревский — задумали убить воеводу. Подкупив гулящего человека, варнака Алешу Постника, дали ему письмо к Атласову, наказав, когда будет атаман читать, в это время и убить его.

Постник застал Атласова спящим. Сквозь сон Атласов услышал чьи-то шаги, приоткрыл глаза, узнал знакомого варнака, но уже было поздно.

А в 1712 году русские высаживаются на Курильских островах. Открывается морское сообщение между Камчаткой и Охотском. В состав наших владений входят и Шантарские острова, чрезвычайно богатые пушным зверем...»

— Ну как, интересно? — спрашивает Таволгин, откладывая тетрадь и закуривая. — К сожалению, ни в одном школьном учебнике истории этого не прочтешь. А ведь какие люди были! Просто дух захватывает! Ладно, вернемся к Сахалину...

«В 1739 году новые сведения о Сахалине добывает мичман Шельдинг — участник второй экспедиции Беринга. Сделав временную стоянку на островах Мацмая и Нипона, он узнает от местных жителей — айнов, что в океане, близко от Мацмая, к северу лежит земля и что одним своим краем она расположена близко от устья большой реки.

Предполагая, что речь идет именно о том острове, о котором еще писал в своих «скасках» Поярков, Шельдинг отправил донесение в Петербург. Оттуда пришел приказ — постараться выяснить, что это за земля лежит в океане.

Выйдя в Охотское море, Шельдинг довольно скоро достиг северной оконечности Сахалина, затем прошел вдоль восточного берега, но из-за позднего времени и начавшихся штормов прекратил плавание и вернулся на Камчатку. Шельдинг, фактически открывший остров Сахалин с моря, дал довольно подробное описание части его побережья.

Спустя несколько лет туда потянулись русские промышленники, зверобои, охотники. Они первыми из европейцев не только посетили, но стали осваивать этот богатейший остров.

О великих открытиях русских на Тихом океане прослышали иностранные мореплаватели. Они стали снаряжать экспедиции. Особый интерес вызвал у иностранцев остров Сахалин, лежащий против устья Амура, но открытый русскими почему-то с моря.

С годами сведения об Амуре так запутались, что на географических картах Сахалин стали наносить в виде полуострова, а устье реки — теряющимся в песках.

В 1783 году французское правительство снарядило на Тихий океан экспедицию под руководством известного мореплавателя Лаперуза. Следуя вдоль Татарского пролива, Лаперуз открыл удобнейшую для стоянки кораблей гавань, названную им в честь французского морского министра де Кастри. Здесь Лаперуз знакомится с местными жителями — нивхами, расспрашивает у них о близлежащих землях. Французу было трудно сговориться с нивхами. Тогда он нанес на береговом песке контуры материковой земли и острова Сахалина. Нивхи после долгого раздумья несколько раз провели линию между материком и островом, как бы показывая Лаперузу, что они соединяются отмелью. Но Лаперуз не поверил нивхам. Он решил продолжить плавание и через Амурский лиман выйти в Охотское море. Французские корабли взяли курс на север. Не рискуя, однако, сесть на мель, французские корабли стали на якорь, а на разведку были посланы шлюпки с промером. Держась ближе к сахалинскому берегу, матросы на шлюпках через несколько десятков миль, действительно наткнулись на песчаные отмели и не осмелились плыть дальше.

Тогда Лаперуз сделал для себя решительный вывод: Сахалин — полуостров, а устье Амура совершенно непригодно для прохождения морских судов.

Такое заключение авторитетного ученого впоследствии настолько укрепилось в мире, что долгое время никто из иностранцев не делал попытки вернуться к амурскому вопросу.

Лишь спустя десять лет англичанин Броутон снарядил экспедицию в Татарский пролив. Хотя бриг Броутона не требовал большой глубины, но, встретив, как и Лаперуз, в устье Амура первые же мели, англичанин не рискнул идти дальше, опасаясь застрять в неведомом крае.

Так два знаменитых европейских мореплавателя пришли к одному и тому же заключению: Сахалин — полуостров.

Когда же к такому выводу пришел и русский исследователь Крузенштерн, писавший в своем рапорте, что «...Сахалин есть полуостров; вход же в Амур по мелководности своего лимана недоступен для больших кораблей...», уже ни у кого не осталось сомнений, что дальнейшее исследование устья Амура не имеет смысла.

Однако со стороны океана русские продолжали свои экспедиции на Сахалин. В 1805 году морские офицеры Хвостов и Давыдов, побывав на Курилах, посетили и Южный Сахалин. В заливе Анива они высадили пять матросов и приказали им: всем, кто явится сюда под чужим флагом, заявлять от имени России, что Сахалин — русская земля!

Мужественно выполняли матросы воинский приказ. Терпя лишения, они долгие годы несли дозор на скалистом берегу. А когда четверо из них перебрались в долину Тыми, на боевом посту все еще оставался матрос Василий. Почти сорок лет, всеми забытый, прожил он в Аниве, охраняя русский морской флаг.

Он умер в 1847 году.

В 1846 году была сделана новая тщетная попытка исследовать устье Амура. Поручик Гаврилов на бриге «Константин» вышел из Аяна в Амурский лиман, но, встретив первые же отмели, тоже прекратил дальнейшее плавание.

На рапорте Гаврилова Николай I написал: «...вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить...»

Но в столице был человек, который, несмотря на заключение авторитетов, считал, что устье Амура судоходно и Сахалин — остров. Имя этого человека — Геннадий Иванович Невельской. Ему-то и суждено было совершить великий подвиг во славу родины.

Находясь за десять тысяч верст от Амура, Невельской тщательно изучил все материалы о далекой реке — от древних «скасок» Пояркова и Хабарова до самых последних донесений русско-американской компании, поступивших из Аяна, и пришел к твердому убеждению, что такая многоводная река, как Амур, не может теряться в песках, что она непременно имеет выход в море. Значит, Сахалин не полуостров, как принято думать, а остров.

Но, чтобы доказать это миру, «...нужны были люди, — писал Г. И. Невельской, — которые бы решались действовать... вне повелений, люди, вместе с тем одушевленные и гражданским мужеством и отвагою, и готовые на все жертвы для блага своего отечества!»

С этой мыслью Невельской осенью 1848 года покидает Петербург и уходит на транспорте «Байкал» в далекое плавание к берегам Камчатки.