Давид Самойлов - Ранний Самойлов: Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х [litres]

А мы-то пьяные да грешные,
Марая брагою усы,
Гуляя с девками нездешними
Вдали от вас и от Руси.

Но только птица мимолетная
Пройдет над нами высоко,
Мы под надутыми полотнами
Челны расставим косяком.

И на весло наляжем разом мы,
Вздымая белую волну,
И запоем про Стеньку Разина
И про персидскую княжну.

А вдруг такая тьма наступит,
Где ни любви, ни веры – нет.
Одно в небесной черной ступе
Существование планет.

И время – длительность простая,
И страсти – выдумка моя,
И счастье – видимость пустая
Для оправданья бытия.

Все пролетает мимо, мимо.
И средь чугунной пустоты
История неумолимо
Усовершенствует кнуты.

Напрасно чистые тоскуют,
Любовью окрестив тоску.
Зачем рыдают и токуют
Тетеревами на току…

Но нет! Нельзя, нельзя, нельзя же
Навек отречься от мечты.
Нельзя в обыденном пейзаже
Искать лишь смертные черты.

Сухая плоть стихотворенья,
Пространство, ставшее строкой,
Сулит осмысленность творенья
И мягкость глины под рукой.

Порой затоскую по снегу,
По нежному свету,
По полю,
По первому хрусткому следу,
По бегу
Раздольных дорог, пересыпанных солью.

Там к вечеру – ветер. И снежные стружки,
Как из-под рубанка,
Летят из-под полоза.
Эх, пить бы мне зиму
Из глиняной кружки,
Как молоко, принесенное с холода!

Знакомая станция. Утренний поезд,
Окутанный паром,
Как дверь из предбанника.
Пошаркает, свистнет, в сугробах по пояс
Уйдет,
Оставляя случайного странника.

И конюх (всегда подвернется на счастье!)
Из конторы почтовой
Спросит, соломы под ноги подкатывая:
– А вы по какой, извиняюсь, части?
– А к нам почто вы?
– Стужа у нас сохатая!

И впрямь – сохатая!
В отдаленье
Деревья рога поднимают оленьи,
Кусты в серебряном оледененье.
Хаты покуривают. А за хатами –
Снега да снега – песцовою тенью.

– А я не по части,
– А так – на счастье…
Мороз поскрипывает, как свежий ремень.
Иней на ресницах.
Ветерок посвистывает.
Едем, едем – не видно деревень,
Только поле чистое.

И вдруг открывается: дым коромыслом,
И бабы идут с коромыслами
К проруби
По снегу, что выстлан
Дорожками чистыми,
Одеты в тулупы, как в теплые коробы.

В знакомую хату
Ворвешься с мороза,
Утешишь ребят городскими гостинцами,
Обнимет тебя
Председатель колхоза,
С которым полсвета прошли пехотинцами.

Подробно расспросит
Про то, как живу.
Потом о себе.
И добавит со вздохом:
– Вот дай только выбраться, братец, в Москву.
Хоть там отдохнешь.
А у нас суматоха!

Город зимний,
Город дивный,
Снег, как с яблонь,
Лепестками.
Словно крыльев
Лебединых
Осторожное дыханье.

Дворники,
Как пчеловоды,
Смотрят снежное роенье.
И заснеженной природы
Принимают настроенье.

Мир, отраженный в синеватой луже.
Он мира настоящего не хуже.
Какая тишь! Какая глубина!
И нет границ за хрупкими краями:
Висят деревья пышными строями,
Скворешники, как лодочки, плывут,
И люди прямо на небе живут.

Войди в тот мир. Шагни. И небо – вдрызг!
И гибнет он средь разноцветных брызг.
И ты, в него вступивший сапогом,
Глядишь на мир, расставленный кругом.
На белый дом, где свищет детвора,
На солнце, что стоит среди двора,
На то, как полдень ходит ходуном.
Я б задохнулся в мире водяном!

Все равно будут матери плакать –
Никуда им печали не деть.
Все равно будут в раннюю слякоть
Сквозь туманные окна глядеть.

Не приедут желанные гости,
Не вернутся в поту и в пыли.
Где-то по свету желтые кости
Разметались, быльем поросли…

Исполосованный лес. Грай
Вороний из-за коряг.
Пара окопов. Передний край –
Край, за которым враг;
Край, откуда дорога в рай,
Край, где постреливают снайпера!
Край, острее, чем край ножа…
Пара окопов. Болотная ржа.

Он – как весною ножом по коре,
Плетью по телу – хлестнул: рассек!
Вымер, разрушился, погорел,
Рытвинами искусал песок.

Нож, свистя, рассекает кров,
Над головою, блестя, свистит.
– Мертвой водой! Не поможет… – Кровь!
– Ну так живой!.. Не поможет… – Кровь!

Край передний телом прикрой.
Голову – под острие ножа.
Сердце на самый на острый край!

Пара окопов. Болотная ржа.
Двое закуривают не спеша.

Стоишь, плечами небо тронув,
Превыше помыслов людских,
Превыше зол, превыше тронов,
Превыше башен городских.

Раскрыты крылья слюдяные,
Стрекозьим трепетом шурша.
И ветры дуют ледяные,
А люди смотрят, чуть дыша.

Ты ощутишь в своем полете
Неодолимый вес земли,
Бессмысленную тяжесть плоти,
Себя, простертого в пыли.

И гогот злобного базара,
И горожанок робкий страх…
И Божья и людская кара.
О человек! О пыль! О прах!

Но будет славить век железный [201] Но будет славить век железный … – в поэме «Труды и дни» Гесиода (VIII–VII вв. до н. э.) «железным веком» названа современная автору эпоха, время деградации человечества. ДС имеет в виду XX в.
Твои высокие мечты,
Тебя, взлетевшего над бездной
С бессильным чувством высоты.

Ты меня в ладони не уложишь,
Не упрячешь в письменном столе.
Ты меня, как пулю, спрятать можешь
В гладко отшлифованном стволе.
Чтоб в со всех сторон зажатом теле
Под угрозой острого бойка
Знать одно лишь ощущенье цели…
Только бы не дрогнула рука!

Много слов о тебе говорилось.
Я хочу, чтобы ты повторилась!

Но не так, как лицо повторяется
В зеркале бездушном,
Но не так, как облако покоряется
Водам душным.