Давид Самойлов - Ранний Самойлов: Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х [litres]

В переулке московском старинном,
Где луна заливает дворы стеарином,
Я люблю этот дом со столбами простыми,
А на доме –
Annо Domini –
По-латыни.
Может быть, перед тем как стоять на Сенатской,
Залетал сюда сокол
В гвардейском мундире
Из полнощной столицы.
И копыта будили отточенным цоком
Былого счастливца
Времен государыни императрицы.

Да! Быть может, впервые
Залетели сюда бескорыстье и вольность России.
И опять верховые
Спешили,
Суровою волей исполнясь,
И в полночь
Их кони разгневанные уносили.

О Россия!
Мы умели читать твое горе
В помутившемся взоре
Этих окон, осевших от времени,
О, свобода твоя
Не пришла из-за моря,
Нет! Она не без роду и племени!
Где-то рядом дышала она бескорыстьем,
Где-то рядом вещала она декабристам,
Чтоб потом воплотиться в Ленине.

В тот дом прилетали в метельном огне
Тройки-кони, как вьюги, легки.
И гремела музыка,
И свет был в окне…
Только в дальнем покое
Под детской щекою во сне
Были сжаты мальчишеские кулаки…
Лоб был чистый, высокий, суровый.
Спал ребенок
Вдали от гостей
Под мурлыканье няньки дворовой…

Отгремела
Цыганская музыка вьюги и тройки,
И жестокая шаль пала с плеч,
Откружив, отслужив…
Все ушло.
Только в дальнем покое
На койке
Спит мальчишка суровый,
Под подушку кулак подложив…

Шипит рубанок
В желтой пене
Смолистых стружек.
Встает строенье,
Прогибы балок
Слегка напружив.
Стоят и курят
Новоселы,
Стоят и спорят:
– Деревня будет.
– А нет – поселок.
– А может, город!

Конечно, город!
Он будет белый
И веселый.
Здесь хватит места
И хватит дела
Всем новоселам.

Здесь на заре,
На самой ранней,
На самой свежей,
Весенних яблонь
Благоуханье
Вдохнет приезжий.

Пройдет приезжий
Мимо почты
И мимо школы.
Перемигнутся
И улыбнутся
Новоселы.

– Нельзя ли, братцы,
На постоянно
Здесь прописаться? –
И потолкуют,
И посмеются,
И согласятся.

Прежде ставили города
На раскрестках дорог
Да на волоках.
Приходила Орда –
Запирались в острог.
Уходила Орда –
Били в колокол.

Коченея от холода,
Отвечали приезжему стражи:
– Чей он, город-то?
– Царский, княжий.
– Чем он, город, славен?
– Пеньем церковным.
– А когда поставлен?
– Не упомним.

Перекрестки дорог
Зарастали травой.
Прозябал городок
Позабытый Москвой.
Безвестный, уездный,
Прибитый тоской.
Неладный, заштатный,
Косой да кривой.

Про то, как у нас растут города,
Расскажет таежный поселок Тавда.

На памяти нашей, в недавнем году
Пришли инженеры в поселок Тавду.
Вокруг тайга,
Посреди Тавда –
Далеко отсюдова города.

Вокруг Урал –
Лес да руда.
Далёко отсюдова города.

И люди решили: место есть.
Город будет построен здесь!

Лес упал,
Годный для шпал,
Сколько лет он без дела спал!
«Эй, берегись!» Полетели лесины
Со свистом разодранной парусины.
И пилы запели в долине лосиной.
И взвыли моторы глоткой стосильной.

А люди трудились, смеялись, пели.
И шпалы лежали, как ступени.
И дни проходили, за ними – недели,
Дорога шла, и леса редели.

А в перерыве, присев на рельсы,
Между собой толковали уральцы
О том, что люди у нас – умельцы,
О том, что город у нас удался,

О том, что строить бывает трудно,
Зато уж в городе будет людно,
Зато и работать в нем будет ладно,
Просторно строить и жить приятно.

И вот из березовой белой пены,
Как корпус судна в лучах заката,
Легко и стройно вставали стены
Древообделочного комбината.

Так был построен город Тавда
И тавдинский комбинат
Там, где лесиной скрипела тайга
Десять лет назад.

Кем он, город, ставлен?
Большевиками.
А чем прославлен?
Золотыми руками.

Приезжай в этот город –
Там работы по горло.
Приезжай в этот город –
В нем живется просторно.

Нет у нас захолустья,
Нет дороги безвестной.
Распрощались мы с глушью
С заштатной, с уездной.

Тем, кто жить собирается
Для открытий и странствий,
Коммунизм открывается
На огромном пространстве.

Каких людей я ни встречал,
Всегда на дружбу отвечал
Словами братского привета
И счастлив в дружбе был за это.

Друзей искал и находил,
Своим за стол садился тесный…
В каких местах я ни бродил,
Я оставлял стихи и песни.

А песни – что мне их жалеть! –
Искусство, как оно ни свято,
Пусть лучше – действенная медь,
Чем похороненное злато.

Люблю поезда.
Станционного лязга
Люблю переплески.
Как пахнет нагретая краска!
Как падают на перелески
Комочки мятого пара
Из чрева чудовищного самовара.

Люблю поезда.
Струйкой горизонтальной
Текут провода
Над водой, над проталиной,
Над весенним разливом,
Над журчаньем счастливым.

Люблю поезда –
Одышливые самоварища,
Там вагоны поют: «То ли так, то ли эдак».
Люблю разговоры случайных товарищей
И случайных соседок –
Весь гомон разноголосый
В доме на колесах.

Там вдруг в разговорах
За чаем и воблой
Широких просторов
Врезается облик.
Там разные нити
И разные судьбы,
Там разных событий
Строгие судьи.
И там ощущается, что неслучаен
Простой разговор, возникший за чаем.

Колеса выстукивают наперебой,
Мимо бегут столбы.
Так разговаривают между собой
Люди одной судьбы.

Так собираются на совет
Братья одной семьи…
Жаль, что не виделись столько лет,
Жаль, что кончается мой билет,
Жаль, что не опоясали свет
Наши дорожные колеи.

На своем полустанке сойду, освежен,
В весенний студеный мир.
Он весь до капли во мне отражен,
Я весь с головой в него погружен…

Идут поезда.
Струйкой горизонтальной,
Текут провода
Над водой, над проталиной.
И колеса стучат, вдалеке замолкая:
«Весна-то какая! весна-то какая! весна-то какая!»

Дни становятся все сероватей.
Ограды похожи на спинки железных кроватей.
Деревья в тумане, и крыши лоснятся.
И сны почему-то не снятся.
В кувшинах стоят восковые осенние листья,
Которые схожи то с сердцем, то с кистью
Руки. И огромное галок семейство,
Картаво ругаясь, шатается с места на место.
Обычный пейзаж! Так хотелось бы неторопливо
Писать, избегая наплыва
Обычного чувства пустого неверья
В себя, что всегда у поэтов под дверью
Смеется в кулак, и настойчиво трется,
И, черт его знает – откуда берется!