Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

Старый археолог решил еще больше заинтересовать Даниеля материалом произведения, над которым тот работал.

— Великие события рождаются во время непримиримых противоречий, — заметил он. — Как там у тебя дальше?

— Дальше… — Даниель, как бы стремясь увидеть что-то воочию, изучающе посмотрел на свои бумаги и стал читать: — «Наступил полдень, когда наконец съехались к вершине Бозтайлака вожди последних сакских и дружественных с ними племен. Сверкал золотой трон, инкрустированный бараньими рогами. Он стоял на самой вершине холма. Под троном был дорогой ковер с изображением тигра, впившегося в крутую шею горного тура. Из белого шатра, раскинутого в долине, вскоре появилась, гарцуя на белом иноходце, сама царица Спаретра. В окружении знатных воинов-телохранителей она направилась к вершине Бозтайлака. Золоченое оружие блестит под лучами солнца. Всадники остановились почтительно у подножия холма, лишь двое последовали за спешившейся царицей.

Золотая ее корона — с крупным, словно ястребиное яйцо, алмазом в центре. Стройную фигуру Спаретры облачает платье из тонкой желтой материи. По подолу и рукавам — яркий тонкий рисунок: фазаны среди алых цветов. Бока платья украшены мехом выдры, впереди — пелерина из белых песцов, по краю подола — золотое шитье. На ногах царицы — ичиги из красной и синей кожи, искусно прошитой золотыми и серебряными нитями. На плечи наброшен камзол без рукавов. Он из шкурок выдры и тоже отделан золотой нитью и каймой из дорогого меха мелких зверушек. Гордая осанка, правильный, резко очерченный профиль, прямой взгляд — все говорит о царственности, воле и благородстве. Вся она будто неземная, снизошедшая к этим людям с небес.

Лишь Спаретра взошла на холм и воссела на трон, лишь по бокам ее застыли в строгой позе телохранители, наверх от подножия горы стали тотчас подниматься с правой стороны — рыжеволосая женщина со светлым лицом, с левой — рыжеватый, крупного телосложения, уже в годах мужчина.

Женщина по имени Тамерис, как называют ее греки, — супруга царя массагетов Бозрука и дочь прославленного Танира. Муж ее Бозрук тяжело болен, и царица прибыла на это великое совещание вождей саков во главе двадцатитысячной женской конницы, при ней — ее семилетний сын Спаргалис. Тамерис сейчас двадцать пять. Осанкой и благородством она не уступает царице саков. Только на голове красуется не корона, а легкая накидка из шелка. Накидка расшита золотыми попугаями, оленями, маралами и белыми сайгаками. Воздушная одежда Тамерис будто соткана из серебряных и золотых лучей солнца. Женщина эта славится среди саков отменной красотой. Она с западного побережья моря Жейхун. У нее удлиненное, с тонкими чертами лицо, голубые глаза.

Мужчина же, который приближается к трону одновременно с Тамерис, не кто иной, как предводитель саков Тянь-Шаня Кедерей. Одежда его мало отличается от платья знатных воинов: такая же короткая дубленая шуба, украшенная настроченным орнаментом из кожи, меховые шаровары, ичиги с длинными голенищами и кошмовыми чулками. Разница только в том, что на нем белая длинная льняная рубаха, по воротнику и подолу — вышивка красной шерстью. Накинутый на плечи суконный чапан — легок, он накрыт белым бархатом с серебряной вышивкой. На голове Кедерея — остроухий тымак, обшитый шкурой выдры, поверху сверкают драгоценные камни.

После того как эти двое одновременно приблизились к царице и сели с разных сторон трона, на холм начали восходить вожди саков, исседонов, аргиппиев, тиссагетов, даюджей и других родственных им племен. Они рассаживались на огромной кошме, каждый на своем, отведенном для него месте.

Это представители племен, которые по-разному вели свое хозяйство. Одни выращивали пшеницу, другие — овощи и фрукты, третьи занимались охотой. Общим для всех было скотоводство. В основном племена кочевали. У них были общие обычаи и традиции, единые самобытные праздники, единые неписаные правила морали и поведения, только говорили на различных диалектах одного языка. Эти люди считали себя родственными друг другу, а земли, по которым кочуют, — единой родиной. Потому-то во время опасности и вставали навстречу врагу неприступной монолитной силой. Они собирались на такие вот советы, как сегодня, на которых рождались военные планы отпора любому противнику. Традиция со временем стала законом. Сегодняшний великий совет — верность этой традиции.

Выждав время, пока все займут свои места, не спеша поднялась с золотого трона царица. Она так же неторопливо, с удовлетворением оглядела заполнившие всю степь, до самого горизонта, войска и начала говорить:

— Прославленные полководцы, вожди родственных нам племен! — Голос звучал властно, как звон кованого булата. — Царь Персии Кир коварно убил нашего супруга и предводителя всех саков царя Аморга. В действиях Кира кроется и подлое предательство и вековая мечта персов — покорить сакский народ. В главном просчитался презренный Кир. Он не учел, что мы, саки, не тот народ, который может кого-то испугаться.

Непомерна наша печаль, но эта же самая сила и поднимает в нас гнев, а не страх перед ничтожным царем мидян. Если он бросает нам вызов и навязывает войну — мы готовы к отпору! Если надо за родную землю положить жизнь на поле брани — мы готовы и к этому!

Выслушать мои слова и собрала я вас здесь сегодня, великие воины! Надеюсь, мы трезво обсудим все и плечом к плечу выступим против коварного врага. Что скажете, мудрейшие и прославленные военачальники?

Царица властно посмотрела налево, в сторону Кедерея, словно говоря: «Ваше слово!»

— Великая царица! — Голос Кедерея был звонким и смелым, как клекот степного беркута. — Прежде чем высказать свои соображения, я хотел бы выяснить два обстоятельства!

— Спрашивай, смелый полководец!

— Первое, что неясно мне: убивал ли презренный Кир нашего любимого и великого царя Аморга с мыслью подчинить народ, которым тот правил, или у него была другая причина? Кто может знать теперь истинную правду?

Спаретра была немногословна в своем ответе:

— Какая может быть правда, коли один царь убивает другого? Известно: он хочет захватить власть убитого в свои руки! Кир и сам никогда не скрывает, что мечтает всю жизнь об одном — покорить вольнолюбивых саков. Мужественный Аморг дал понять — саки никогда не подчинятся его власти! Только поэтому он и погиб.

— Допустим, это и есть правда, — вздохнул в раздумье Кедерей. — Хочу узнать еще вот что: Кир, лишив жизни возлюбленного всеми нами Аморга, сам решил не давать выкупа за него и идти на саков войною? Или войну объявили мы, саки, как месть за гибель Аморга и надругательство над честью нашего народа?

Ответ Спаретры был также краток: