Уткур Хашимов - Дела земные

— Алимардан хорошо закончил консерваторию: вот увидите, он станет либо знаменитым композитором, либо знаменитым артистом. А я мечтал в школе стать поэтом, даже стихи писал… И видите…

— Но стали журналистом! — ласково сказала Мукаддам и легко погладила его по руке. — Вы очень хороший, Анвар-ака!..

Анвару опять сделалось горько, и сердце сжала тоскливая нежность и предчувствие беды. Он поднялся, протянул руку Мукаддам.

— Пойдемте, уже совсем темно… И Алимардан меня, наверное, заждался.

Они молча пошли по тропе вверх. Анвар проводил девушку до автобуса, и они расстались.

Алимардан проснулся и увидел стоящую возле окна девушку в белом халате. Она кипятила шприцы на спиртовке. И хотя сегодня волосы у нее были завязаны на затылке тяжелым пучком, он сразу узнал ее. «Мукаддам!.. — подумал он. — Она, правда, как фаришта — неприкосновенная красавица рая…» Сердце у него забилось, настроение сразу стало вдруг хорошим.

Мукаддам услышала, как скрипнула кровать, и обернулась.

— Проснулись? — спросила она, пытаясь сделать «взрослое» лицо, свела длинные, как крылья ласточки, брови. — Сейчас я вас уколю!

— А я сегодня боюсь! — Алимардан натянул одеяло до горла. — Я еще не готов морально.

Мукаддам снова смешно вздернула подбородок, удерживая строгость на лице, повернулась к нему спиной и стала раскалывать ампулу с новокаином, развела антибиотики, потом подняла шприц вверх, надавила на поршень — избыток жидкости брызнул фонтанчиком.

— Давайте руку.

— А почему руку?.. — усмехнулся Алимардан. — Это не самое нечувствительное место на теле.

Лицо Мукаддам стало вдруг суховатым и скучным, она сказала:

— Я сделаю вам укол, куда вы хотите, только не задерживайте меня: я еще должна обойти много больных.

Алимардан понял, что переборщил, и сдался, обнажил руку:

— Ладно, но если я помру, ответственность на вас.

Она наклонилась над ним, он видел, как дрожат у нее от напряжения ресницы, видел родинку над ключицей в вырезе халата, слышал исходящий от нее чистый, словно от ребенка, запах. Она осторожно выдернула иглу, прижала к месту укола ватку со спиртом, стала выпрямляться, но Алимардан, схватил ее за талию, резко притянул к себе и поцеловал в губы. Мукаддам выронила шприц, уперлась руками в спинку кровати, пытаясь вырваться, потом стала бить его по лицу. Алимардан отпустил ее.

— Ого, — сказал он, тяжело дыша. — Крохотная ручка, а какая тяжелая! Вдовой будешь, девушка.

Мукаддам, ничего не отвечая, собирала шприцы и пузырьки в чемоданчик. Плечи ее вздрагивали. Не оборачиваясь, она утерла глаза воротом халата и пошла к двери.

— Мукад! — крикнул ей вслед Алимардан. — Не сердитесь! Я люблю вас без ума. Все равно вы будете моей, вот посмотрите!

Хлопнула калитка, закрывшись за девушкой, Алимардан опустился на подушки. Сердце его колотилось, губы горели. Он и в самом деле был влюблен.

Про Анвара он старался не вспоминать. Когда Икбол-хола, мать Анвара, принесла ему в полдень обед, Алимардан едва с ней поздоровался. Ему уже казалось, что он не виноват перед Анваром, а Анвар хитростью пытался отбить у него красавицу Мукаддам… Всегда они так, удачливые счастливчики!

Анвар и Мукаддам шли по ярко освещенному проспекту Навои — одной из самых оживленных улиц Ташкента. Вечер был прохладный, звездное небо по-осеннему было высоким и светлым. Навстречу спешили люди с озабоченными или праздно любопытствующими лицами: каждый нес в себе свою непростую жизнь, свои горести и радости. Их обогнала группа молодых парней и девушек, говоривших по-русски, и Мукаддам услышала, как кто-то крикнул:

— Валька, ты чего вчера не пришла на танцы?

— Не хотела! — весело ответила девушка. — Настроение было плохое! А ты что, ждал меня?

Они ушли вперед, а Мукаддам и Анвар свернули к гостинице. В скверике бил фонтан, подсвеченный разноцветными огнями, на лицах гуляющих играли красные и зеленые блики. Они сели на скамейку, локоть Мукаддам коснулся бедра Анвара, помедлив, тот вежливо отодвинулся.

«Как странно, — подумала Мукаддам. — Вот те парень и девушка, наверное, не так давно знакомы, а он говорит ей «ты» и она ему тоже. Я знаю Анвара полтора года, но мы не обратимся друг к другу на «ты», даже когда поженимся… По-узбекски «ты» звучит очень грубо, и потому это не принято… Как тогда Алимардан мне нехорошо сказал: «Будешь вдовой, девушка!..» — она вспомнила то утро и руки Алимардана на своем теле — и опять ей стало стыдно, неприятно и сладко. Она взглянула искоса на Анвара. «Он знает? Может быть, поэтому он последнее время такой мрачный и тихий?» Словно услышав ее мысли, Анвар повернул голову: на его худом темноглазом лице смешно струились синие и розовые блики, было оно от этого некрасивым.

— Мукаддам-хон, вы навещаете Алимардана? Курс уколов продолжается?

Смутившись, Мукаддам кивнула, хотя к Алимардану ходили теперь другие сестры: после того утра она поменяла участок.

— А вы? — спросила она. — Я вас там не вижу что-то?..

Анвар покачал головой:

— Нет, к нему мама ездит. Я так сейчас занят на работе, трудно очень… Наверное, нет навыка. С утра до вечера мыкаешься по городу: то надо встречу с композитором подготовить, то стихи обсудить, то что-то другое. Раньше, когда смотрел телевизор, даже не думал, что за любым коротеньким выступлением столько труда работников телестудии!

За шумом фонтана Мукаддам плохо слышала, что говорит Анвар, но по тому, как просто и ласково он взглянул на нее, она поняла, что про тот случай он ничего не знает.

«Сказать ему?.. — подумала она. — Да нет, зачем… и потом — что такого?.. Ведь он сам, а я не хотела… Нет, не буду говорить, очень стыдно…»

Из распахнутого окна на каком-то этаже гостиницы доносились хмельные голоса, женский смех. У подъезда затормозил автобус, вышла группа туристов, — судя по одежде, иностранцы, — часть из них прошла в двери гостиницы, услужливо распахнутые швейцаром, остальные свернули к фонтану, остановились у самой воды, громко переговаривались.

«Интересно, о чем они говорят?..» — она вслушалась, как двое туристов, остановившись неподалеку, громко, словно зная, что их никто не понимает, разговаривают по-английски, и пожалела, что плохо учила в техникуме иностранный язык. Слушаешь, но разбираешь с трудом отдельные слова только, и то не вспомнить, что они значат. А как бы хорошо было сейчас заговорить с Анваром по-английски, то-то бы удивились эти важные дядьки!.. Мукаддам представила, как они изумленно глядят ей вслед: «О, эта красивая узбечка так чисто говорит по-английски! А еще рассказывают басни о том, что Восток — отсталый!» — «Да ну, разве вы не помните, что Авиценна и Улугбек…» — «Нет, но женщина! Где же паранджа, чадра… И такая красавица!»