Уткур Хашимов - Дела земные

— Как хорошо, что вы пришли, как мне приятно видеть вас в нашем доме, — говорила она ласковым голосом. — Как давно вы у нас не были!.. — она протянула гостю пиалу с чаем. — Берите, дорогой, не сидите чужим…

Алимардан, приняв пиалу, испытующе взглянул на Икбол-холу: «Сказал Анвар ей, что произошло между нами?.. — Но лицо Икбол-холы было безмятежно-радушным. — Нет, не сказал».

Икбол-хола тоже почти не изменилась. Такая же заботливая, радушная. Только седины в волосах прибавилось.

Из-за того, что Алимардан давно не сидел на курпаче, ноги его стали затекать. Он машинально поискал глазами стул и вдруг устыдился этого своего жеста. Как он все-таки изменился за последнее время, стал каким-то другим человеком!..

— Вы думаете, Анвар сразу пойдет домой? — спросил он.

— Да, дорогой, не волнуйся. Уже недолго ждать. — Икбол-хола, понизив голос, добавила: — Невестка скоро должна родить, сын очень беспокоится за нее. С работы сразу же бежит домой. И я хочу внука… Вот уже более четверти века в этом доме не слышался голос младенца! Пошли ей аллах здоровья и счастливых родов, такая она добрая и славная…

Тень печали прошла по лицу Алимардана: он опять вспомнил Шавката.

Икбол-хола проворно встала, побежала во двор и стала хлопотать с угощением в летней кухне.

Прогретый за день воздух был душным и неподвижным, листья тутовника, жаждущие ветерка, уныло повисли железные крыши домов вокруг струили душный жар.

Икбол-хола, подоткнув подол платья, стала поливать из ведра двор, на айван дотянулся пресный запах горячей земли.

В переулке вдруг раздались знакомые шаги Анвара. Первым порывом Алимардана было вскочить и уйти, не дожидаясь появления бывшего друга, не снося унижений. Но он заставил себя остаться на месте: кроме Анвара, ему никто не мог помочь…

Анвар, подходивший к айвану по дорожке, выложенной кирпичом, внезапно остановился. На лице его промелькнуло удивление, затем неприязнь. Постояв минуту, он, медленно пошел дальше, протянул Алимардану руку.

«Соблюдает обычай! — насмешливо подумал Алимардан, слабо пожав протянутую руку. — Не то он давно бы уже меня прогнал!»

— Садись, — пригласил Анвар.

Они сели рядом на курпаче.

— Ты давно меня ждешь?

— Да нет… Не очень… Я хотел было уходить уже…

Они опять долго сидели молча, потом Анвар повернул голову:

— За что ты выгнал Мукаддам?

«Слышал уже!» — подумал Алимардан.

— Ты и рад! — пробурчал он, покрываясь краской стыда и гнева.

Анвар тоже вспыхнул, пожал плечами. Мукаддам давно уже была забыта им, а сейчас, когда должна была вот-вот родить Этибор, Анвар только о ней и думал.

— Как ты все еще глуп и эгоистичен! — сказал Анвар дрогнувшим голосом. — Ведь у тебя же сын…

Он задел самое больное место Алимардана.

— Ты лучше не говори про это! — гневно прошипел он.

И Анвар его понял. Он был все-таки чутким и понятливым, друг его детства, и знал Алимардана он едва ли не лучше, чем тот сам себя знал.

— Сходить мне к ней? — спросил Анвар. — Или, может быть, моя матушка сходит?..

И как ни унизительно казалось Алимардану выдавить из себя эти слова, но все же пришлось, сделав усилие, произнести это:

— Сходи сам лучше… А матери не говори ничего…

Не дождавшись обеда, который для них готовила Икбол-хола, они поехали к дому Мукаддам.

В узкой улочке стояла пыль столбом: малышня гоняла мяч, дети постарше возвращались из школы.

Алимардан сидел, положив голову на руль, считал удары своего сердца. Анвар что-то долго не возвращался.

Сгустились сумерки, на город опустила крылья птица ночи. В окнах зажегся свет, загорелись голубые экраны телевизоров. Издалека донесся жалобный голос сурная и гудение дойры: кто-то справлял свадьбу. Из парка послышались звуки духового оркестра.

Алимардан нервно закурил и открыл дверцу машины, собираясь выйти, — у него не хватало терпения, но тут увидел идущего Анвара. Он шел один, обхватив себя руками за локти, точно его знобило. Подойдя к машине, он молча сел и продолжал молчать. Алимардан чувствовал, что у него все кипит внутри и что он пытается успокоить себя.

Алимардан включил зажигание, они поехали. Доехав до дома Анвара, Алимардан остановился.

— Мукаддам уехала с сыном в кишлак Айнатак, — сказал Анвар. — Она никогда к тебе не вернется. Если бы я знал, что ты сделал, я бы ни за что не пошел просить за тебя!.. Нечистый, подлый человек! А еще отец!.. Я не хочу больше знать тебя!..

Анвар вышел из машины, сильно швырнул дверцу.

— Ну и катитесь вы все!.. — крикнул ему вслед Алимардан. — Проживу и без вас. Подумаешь!

Он включил газ и рванул с места с бешеной скоростью. Машина, словно обезумевшая, неслась по улицам, милиционеры свистели ей вслед, прохожие в ужасе разбегались в стороны.

Два года прошли в каком-то тумане. Алимардан не смог бы сосчитать, сколько вина он выпил за эти два года, со сколькими женщинами кутил. С Кларой, виновницей его несчастий, он, правда, расстался, но были другие и немало…

Теперь он редко выступал по телевизору или в концертах, ездил иногда на гастроли по маленьким городам республики, где его еще помнили, любили и встречали так же тепло, как прежде. Главное же время он проводил на свадьбах и пил, пил, пил…

Иногда, проснувшись среди ночи, он думал, что видит страшный сон, и давал себе зарок бросить пить, начать все сначала, подлечиться, поправить голос, отыскать Мукаддам, Шавката, зажить новой, трезвой, трудовой жизнью… Но утром болела голова, надо было опохмелиться, а после уже все шло по инерции, катилось под горку.

Зуфар Хадиевич вышел на пенсию, его проводили с почетом. После этого пропала последняя связь Алимардана с театром, его туда больше не приглашали.

Однажды Алимардан, как всегда, пришел утром в буфет на вокзале выпить свою рюмку коньяку, пока не начали работать рестораны. Выпил, в голове у него просветлело, и, подойдя к окну кафетерия, он стал наблюдать за людьми, сновавшими перед входом в вокзал.

Опять была весна. Женщины в низко повязанных платках сажали на цветнике посреди площади рассаду. Снег везде стаял, люди, одетые в демисезонные пальто, ждали машины на стоянке такси, спорили между собой, когда подходила очередная.

Скамейки на площади были полны пассажирами, ожидавшими прихода поезда: светило неяркое солнышко, и никому не хотелось идти в здание вокзала. Кто-то дремал, обняв чемодан, кто-то читал утренние газеты, кто-то просто предавался размышлениям, дымил сигаретой. Женщина, прикрыв грудь платком, кормила ребенка. Подъезжали машины, из них выскакивали люди с вещами, торопясь, неслись в здание вокзала. Проезжали тележки, груженные чемоданами, проходили носильщики.