Николай Волокитин - Демидов кедр

— Где ты утром был?

— Дома.

— Да не было тебя дома.

— А! Тогда, наверно, у Виноградовой был, про почту спросить бегал.

— Ну вот, а я подумал, что ты вместе с ним, — кивнул в сторону Васьки. — Как же так получилось?

В это время Неделькин предложил еще «по чарке глотнуть». Хватились — вина больше нет.

— А ну, кто самый молодой, признавайтесь!

Все посмотрели почему-то на Леонида.

— Так он, кто еще.

— Давай, парень, беги!

— Правда, Ленька, сбегай, ты на ноги быстрый! — крикнул Васька из-под куста и, оттолкнув Бацуйло, приказал по-хозяйски. — А ну, мужики, живо деньги на круг.

— Да есть у меня деньги! — дернулся Леонид, схватил подвернувшийся под руки бидон и пошел от реки, не глядя ни на кого.

Пригласили погулять, называется! Не успел прийти, и тут же превратили в мальчишку на побегушках. Сколько это может длиться еще? Он что, железный, терпеть? На работе, как балаболка, и тут на подхвате. А с Васькой надо точно поговорить. Нельзя больше так. Распорядитель нашелся, раскомандовался при всех! Помыкает им как хочет. Чем дальше, тем больше. А все с техникума еще началось, с мелочей вроде бы…

Откуда-то из глубины памяти снова вынырнули те два случая: с курсовым проектом и со стипендией — и Леонид никак не мог от них отвязаться, злясь и на себя, и на Ваську, и на этот праздничный солнечный день, который обернулся для него так круто.

Может, не ходить за вином? Зашвырнуть бидон куда-нибудь в лужу и податься домой? Пусть сами бегут, если надо! Но что делать дома? Опять сидеть одному? Нет, невозможно.

Он уже подходил к магазину, когда услышал за спиной.

— Леонид, а Леонид! Курыгин!

Леонид обернулся быстрее, чем узнал по голосу того, кто кричал. Его догонял Шлыков. В белой, распахнутой на груди рубашке, в хромовых, до блеска начищенных сапогах.

— Привет! — протянул руку, отпыхиваясь. Глаза не по-будничному поблескивают, лицо бледней, чем обычно, в испарине. — Истинно говорится в Коране: если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету. Я тебя, понимаешь, весь день вспоминал. Хотел уж посылать за тобой, честное слово. А тут вышел дохнуть свежим воздухом, гляжу: ты! Пойдем, брат. Пойдем безо всякого разговора.

Леонид заметил, что Шлыкова слегка покачивало.

— Но меня ждут. — Парень зачем-то повертел перед собою бидон.

— Кто ждет? — Шлыков насторожился, глянул нехорошо. — Опять они? Ничего, подождут. А если вообще не дождутся, еще будет лучше.

Удивленный Леонид хотел было спросить, кого имеет Шлыков в виду под словом «они», но тот уже подхватил его под руку и, вышагивая по-журавлиному широко, потащил к своему дому.

Леонид и не сопротивлялся. Наоборот, даже обрадовался этому неожиданному для себя повороту. Не было бы счастья, да несчастье помогло, — говорят в таких случаях.

Леонид не знал, что у Шлыкова компания, и, когда зашел в избу, растерялся не на шутку — маленькая горница была полна народу. За столом, уставленным закусками, сидели начальник участка Драч с супругой, маленькой, плоскогрудой, похожей на девочку, женщиной, опробатор Каримова, почтальонша Виноградова и жена Шлыкова — Евдокия Петровна. У окна, примостившись на скамейке, играли в шахматы геолог Виноградов и сменный мастер Терехин.

— Проходи, проходи, не стесняйся! — подтолкнул Леонида в спину механик, а Иван Иванович Драч выскочил из-за стола, засуетился, затараторил: — О! В нашем полку прибыло! Кстати, кстати. Мы тут о тебе несколько раз говорить принимались.

Терехин оторвал взгляд от шахматной доски, улыбнулся Леониду, подмигнул: «Здравствуйте. Очень рад вас видеть».

Леонид кивнул и тут же почувствовал на своей щеке частое дыхание Каримовой.

— А где ваш Вася? — чуть слышно спросила она, интимно коснувшись губками Леонидова уха.

«А где ваш Степа?» — чуть было не бухнул вместо ответа парень, но тут Шлыков, разливавший вино по стаканам, скомандовал:

— По местам, по местам! Леонид, присаживайтесь вот сюда. Торопитесь, пока не выдохлись градусы. Прошу!

Леонид пить отказался. Не хотелось как-то. Терехин с Виноградовым, бросившие недоконченную партию, тоже лишь пригубили. В отличие от Шлыкова и Драча они были совершенно трезвы.

Минут через пятнадцать — двадцать, после закуски, начали незаметно, один по одному, разбредаться из-за стола. Терехин с геологом снова засели за шахматы, Виноградова с Каримовой вышли на кухню, где на пластавшей жаром печке готовилось какое-то новое кушанье, Шлыков принялся чинить старый патефон, у которого оказалась порванной пружина, а Драч с супругой и Евдокией Петровной, прихватив стулья, приютились в уголке за комодом.

Рассеянно следивший за игрой шахматистов, Леонид поневоле услышал их разговор.

— Если бы не ваша семья, не дружба с вами, я бы, наверное, давно ума лишилась, — напевала жена Драча, Эльвира Брониславовна, как видно обращаясь к Шлыковой. — От одного вида всех этих гавриковых, Кацо и Гришек пучеглазых в дрожь кидает. Каждый день боюсь за Ваню: вернется домой живой или нет.

— Такая служба у нас, такая служба, Эля, — частил Драч. — Ничего не попишешь. Кадры мы сами не делаем, работаем с тем сырьем, которое нам присылают.

При этих словах Терехин поморщился, потер ладонью выпуклый лоб, Виноградов хмыкнул досадливо.

— А в бараке вчера, говорят, опять драка была, — сообщила между тем Евдокия Петровна. — Лебедчика Ваньгина порезали. Господи!

— Да никакой драки не было и никто его не порезал, — уточнил Драч. — Сам спьяну в окно залетел.

— Ох, эти пьянки! — горестно вздохнула Эльвира Брониславовна. — Сегодня рано утром прибегала Эльза Андреевна, Шульц снова дома не ночевал. С Гришкой Пучеглазым у Дормидонтова опять завалился.

— Кстати, а где жена Дормидонтова? — Это Драч. — Что-то не видно ее.

— В больницу уехала на несколько дней, — ответила Эльвира Брониславовна значительно.

— Что случилось?

— Осс-поди! Неужели непонятно? Если говорю, на несколько дней, то само собой разумеется…

— А-а-а! — Драч плотоядно хихикнул. — Дошло! А чего это она каждый квартал? Как кошка?

— А это ты у нее спроси.

Терехин и Виноградов опустили головы к самой доске.

«Очумели совсем! — покосился на Драча и компанию Леонид. — Нашли тоже тему. Хоть бы Терехина или старого Виноградова постеснялись».

К счастью, Шлыков вовремя отремонтировал свой патефон, поставил пластинку с каким-то душещипательным танго и объявил танцы.

Леониду досталась в партнерши Каримова.

Подгулявшая Галина Ивановна бесстыдно обнимала его потными руками за шею, теснила твердой грудью и, обласкивая потемневшими глазами, жаловалась с потрясающей откровенностью:

— А Степа от меня уехал. Узнал, что я до него жила с Гришей, и уехал. Господи! Но я ведь слабая женщина, разве я виновата? И разве он знает, что Гриша был со мной вместе всего две недели и бросил, узнав, что раньше я была замужем за Парфушей.