Николай Волокитин - Демидов кедр

Теперь думай, товарищ Курыгин, размышляй о своем поведении, о том, кто же все-таки больше прав, а кто больше повинен.

Разделся. Лег на кровать, закутавшись в простыню. Но не лежалось. Сел, свесив ноги на пол, потянулся к тумбочке, вытряхнул из пачки сигарету, закурил…

— Лень! Не в службу, а в дружбу, — пробормотал Васька. — Встань, задерни шторину. Бьет луна в лицо, никак уснуть не могу. А спать надо. Завтра нам с тобой до восхода на полигон.

Ожил, зашевелился после праздника боковской полигон.

С утра до вечера у шахтных отвалов урчали бульдозеры, как картофельную кожуру, сдирая с земли полуоттаявший дерн и разравнивая площадки. Ухали взрывы. То рабочие с помощью аммонита рвали мерзлую землю, рыли неглубокие наклонные котлованы-канавы для стока воды. На площадках монтировались промывочные приборы, к основанию канав подводились длинные железные шлюзы. На ручьях и мелких горных речушках вблизи отвалов делались запруды, по берегам их сколачивались времянки под насосные станции.

У крестьян бытует пословица: «Лето — запасиха, зима — подбериха». У золотодобытчиков — наоборот. У них — зима запасиха, лето — подбериха. Все, что с большим трудом за длинные зимние месяцы добыто из шахт и вынуто на поверхность, в короткую теплую пору должно быть перелопачено, промыто, просеяно, чтобы не было задержки, чтобы в следующем году промыслы могли продвигаться дальше.

Леонид с Василием каждый день теперь вставали на солнцевосходе. В семь утра они были уже на полигоне.

В бригаду монтажников входило, кроме руководства, обслуживающего персонала и подсобных рабочих, двадцать пять человек, и всем хватало работы, потому что монтировалось одновременно три прибора.

У каждого были свои обязанности: Василий Земин с Федотовым устанавливали шлюзы, Макаров с тремя помощниками занимался скруберами, Леонид Курыгин с Пашкой Семеновым отвечали за электрооборудование.

В работе Леонид опять и опять ловил себя на том, что в электротехнике разбирается во много раз хуже Пашки, и сердился на преподавателей техникума, которые не требовали со студентов знаний как следует.

Но Пашка Семенов был деликатным парнем и указывал на оплошности Леонида незаметно и необидно.

Однажды при проводке электричества к одному из приборов не хватило кабеля, и Шлыков послал Леонида в поселок, на склад. Склад оказался закрытым, и парень пошел к завхозу домой.

Каллистрат Аверьяныч Загайнов лежал на топчане, читал.

В маленькой его комнатушке — несусветная грязь. Гул — как в набирающем высоту самолете. То о засиженные стекла окна бьются в исступлении мухи, пытаясь прорваться на волю. Мух не менее сотни, а то и две, они сильно застят свет и потому после уличной яркости в комнатушке как в погребе.

На большом фанерном ящике из-под печенья «Чайное», приспособленном вместо стола, — пустые консервные банки, кастрюлька с остатками каши, полбуханки зачерствевшего хлеба с обглоданными корками и… цветастая, в яркой суперобложке «Книга о вкусной и здоровой пище».

Между прочим, книги у Загайнова и на подоконнике, и на табуретке, и на полу, и в изголовьях топчана несколько штук.

Услышав шаги Леонида — дверь была не закрыта, — Каллистрат Аверьяныч оторвался от чтения, заложив между страницами указательный палец, проворно соскочил с лежанки.

— О, молодой человек! Какими судьбами?

— Шлыков послал. Метров двадцать трехжильного кабеля надо.

— А… Сейчас, сейчас! — Каллистрат Аверьяныч, не глядя, попал ногами в стоптанные башмаки. — Сейчас получите все, что надо. А я, знаете, решил после обеда с полчасика почитать. Такая книга попалась! Вы только послушайте название. — Старичок с треском пролистнул несколько страниц старой, с самодельными, подклеенными корками книги, отвел ее от глаз на полметра. — Вы только послушайте… «Странствия Фернана Мендеса Пинто, где сообщается о многих и многодивных вещах, которые ему довелось увидеть и услышать в королевствах Китайском, Татарии, Сорнау, оно же в просторечии Сиам, в Каламиньяне, Пегу, Мартаване и во многих других королевствах и княжествах Востока, о которых в наших западных странах весьма мало или совсем ничего не известно, и повествуется так же о многих приключениях, случившихся как с ним, так и с другими многими лицами. А к концу настоящих странствий прилагается краткое описание жизни и смерти святого отца магистра Франциска Ксаверия, несравненного светоча и гордости тех восточных краев и главного ректора в них коллегий ордена Иисуса, написанное тем же Фернаном Мендесом Пинто. Посвящается его королевскому католическому величеству, государю Филиппу, Третьему сего имени». О! — Каллистрат Аверьяныч поднял вверх указательный палец, поглядел на Леонида детски чистыми, поблескивающими глазами. — Во как писали в старые времена! Пока доберешься до сути, вспотеешь семь раз. А есть суть. Е-е-е-сть!

— Я читал, — сказал Леонид.

В Боковом не было своей библиотеки, литературу сюда привозила почтальонша Виноградова из Веселого один раз в полтора-два месяца и потому редко какая книга уходила обратно прежде того, как ее не зачитывали до дыр боковчане.

— Да? — Каллистрат Аверьяныч сел на топчан, готовясь к приятной беседе, однако спохватился, вскочил. — Ах, простите! Вы же по делу, по делу. Вас же ждут на полигоне. Идемте!

Он пропустил Леонида вперед, подпер дверь еловым чурбаком — кроме книг в его доме воровать было нечего, — направился к складу.

— Так вот я о Фернане Мендесе Пинто. Удивительно, удивительно! Откуда в человеческой натуре эта страсть к путешествиям, к новому, неизведанному. Ведь вы посмотрите, сколько раз этот человек погибал, сколько раз попадал в ужасные переделки, из которых выходил живым благодаря только случаю, сколько раз становился богачом и разорялся дотла, сколько раз скованный болезнью подолгу лежал в постели! А едва поднимался на ноги, снова с головой окунался в путешествия, в приключения. Почему? Что его заставляло?

— Как я понял, прежде всего жажда легкой наживы.

— Что-о-о?! — Каллистрат Аверьяныч остановился, растерянно захлопал глазами. — Что-о-о?! Подождите! Жажда наживы… А что тогда заставило Магеллана совершать кругосветное путешествие? Мучиться, страдать от цинги, терпеть кораблекрушения, одного за другим терять верных товарищей? А что заставило Колумба долгие месяцы болтаться в океане, чтобы открыть Америку?

— Колумб искал не Америку, а Индию, и потом именно ради ее несметных богатств, слухи о которых ходили в то время. А Америку открыли намного веков раньше Колумба.

— Кто?

— Викинги.

— Ради чего?

— А разве по самому названию непонятно? Викинги — древнескандинавские воины. Воины! Которые, как известно, хлеб не сеют и землю не пашут.