Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

— И экипаж?

— Экипаж другой. Белявский вот ушел.

Сейчас и вспомнить смешно, из-за чего все началось: по мелочи — кто-то что-то кому-то сказал. Ну, например, такое: «Бунов, ты чего это вчера недозаправился». Или: «Ты, Белявский, мотор не поглядел — сальник протекает». И раньше обменивались подобными репликами. А теперь «завелись». И стало трудно работать. А уж если между троими в экипаже нет сплотки, это не дело. Правда, у них хватило ума не копаться, не разбираться что к чему. Просто Белявский сколотил свой экипаж. А Бунов с Вилковым взяли к себе другого парня. Бунов глядел со стороны за Белявским: у того поначалу не клеилось, неопытный экипаж. В душе Бунов где-то чуть подсмеивался, но тут же сказал себе: не дело это. Сегодня экипаж Белявского наседает ему на пятки, но Бунов только радуется и думает про себя: «Какой же я дурак был, что обиделся, когда Белявский ушел от меня. Просто он вырос, ему тесно стало в одной кабине со мной, а главное — он сейчас обучит делу ребят».

Подъехали к делянке. Погрузчик захватил мощными челюстями пачку хлыстов, перекинул через кабину и точно положил на лесовоз. Бунов сидел наверху у козел, подавая знаки машинисту:

— Давай еще!

Машинист заглушил мотор.

— Двадцать пять кубов! Хватит! Осина, она, черт, тяжелая!

Выехали на трассу, и Бунов заговорил:

— Я вам про прием в консульстве не рассказывал? Это было по случаю национального праздника Болгарии. У нас тут болгарские товарищи на заготовке леса работают. Так вот, на приеме интересный разговор у меня был с одним из работников Совета Министров нашей республики. Ошеломляюще много у нас леса, потому не всегда его бережно расходуем. На нижнем складе разгружаешься, толкач как двинет всю пачку с лесовоза, глядишь — два-три хлыста пополам. Станешь говорить, только ухмыляются: подумаешь, бревно. А оно ведь где-то позарез необходимо. Или вот ценные хвойные породы на бумагу пускают. А у нас вон осины, березы сколько? На комбинате, в Сыктывкаре половину лиственных пород используют, а на других бумагоделательных предприятиях хвойные породы потребляют нещадно. Разве это по-хозяйски?

— Что ж надо сделать, на ваш взгляд?

— Штрафовать руководителей. Так же, как, скажем, за загрязнение рек.

— Ну, с древесиной тут непросто.

Бунов нахмурился:

— Конечно, непросто. А что-то делать надо.

— Требуется производство переналаживать.

— Раз требуется — надо делать. Я видел, как щепу для целлюлозы приготовляют из отходов, коротья, просто бросового леса. Какая еще бумага получается! Значит, можно. Надо целлюлозное производство переводить на лиственное сырье, и баста. А то глянешь, как на щепу строевой лес изводят, — сердце кровью обливается. Да что это мы все о делах, да о делах. Давайте я вам расскажу, как прошлым летом на юге на меня затмение нашло...

Поехал Бунов отдыхать к родственнику в Симферополь. Солнце, море. Зелени, фруктов разных — завались. Ну после севера Бунов и разомлел. Родственник говорит — оставайтесь, чего там в вашей тайге еще: денег поднакопили, приобрели машину, приоделись. Там у вас — снега, морозы. А тут — теплынь, можно сказать, круглый год, домик построите. Жена Бунова тоже свое слово: «Трое детишек, им же к теплу надо». Бунов махнул рукой. Ладно, везде надо работать. Трудом его не испугаешь. Пошли на стройку, дело вроде сладилось. А отпуск между тем на исходе, и чем дальше, тем чаще вспоминает Бунов про свою Максаковку и не просто там — дом, лес, запань. А все по делу. «Приеду, — думает, — и так дело поставлю в гараже: вывозку кончили, пусть механик запишет, кому какие запчасти нужны. И как только на ремонт — что б все было под рукой. Завгару так и скажу...» И тут Бунов спохватывается: как же это я теперь скажу?

Прямо затмение какое-то нашло на Бунова. Проснется утром, а солнце не радует: очень жаркое солнце. А тут еще случай. Пошли к начальнику стройки для окончательного уговора. Толковали о том, о сем, Бунов ему: «У меня, между прочим, четырнадцать благодарностей в трудовой книжке». Тот в ответ: «На благодарности мне начихать. Главное, чтоб ты вкалывал как надо!» Тут Бунов взвился, сыграла в нем рабочая гордость. Как это начихать, если за каждой столько сделанных хороших дел! Вернулся к жене, говорит: «Собирайся, домой едем», «А море!» «Черт с ним, с морем, жили без него и дальше проживем. Не в нем суть». «А в чем?» — спрашивает жена. Бунов смотрит на нее и не знает, что ответить. Не скажет же он, что дело в рабочей гордости. Очень слова уж высокие, как на торжественном собрании. Только — нет-нет да и вспомнится ему Алексей Паршуков с его неизменным: «А тут кто останется?».

— Ну и потом вот что еще, — продолжает рассказывать Бунов. — Назначили меня бригадиром на сплотке. Это уже, когда вывозка древесины кончилась. В бригаде не то, что в экипаже: тут до ста человек, народ все разный. Ну, первый год, честно говоря, «не приняли» меня. Хотя старался, выкладывался. Ну, не приняли понятно почему: молодой, неопытный, а от бригадира, как дело поставит, зависит заработок. Ладно, работаю, присматриваюсь. Первый год дали мы двести тридцать девять тысяч кубометров, а на другой год триста с лишним. Улавливаете? И потянулись ко мне те, кто раньше ушел. До сплава еще далеко, а они уже договариваются. Обещал взять... Они же на меня надеются...

У деревянного некрашеного дома Бунов останавливает машину. Сменщик выходит с маленьким чемоданчиком в руке.

— Порядок? — спрашивает. Бунов отвечает:

— У Сапун-горы будь поосторожней: садится ледянка.

...В тот день было партийное собрание, на котором обсуждался вопрос о предстоящем весеннем сплаве древесины. Бунов выступал на этом собрании. Ожидалась большая вода.

1981 г.

Он потерся небритой щекой о жесткий воротник негнущейся робы, переспросил еще раз:

— Абдрахманову, значит, присудили первое место?

— Первое.

— Так...

— У него ж почти две тысячи тонн нефти сверх плана.

— У нас тоже сверх плана.

— И все же меньше.

— Но сверх плана, — стоял на своем Искандер. Саин махнул рукой:

— При чем тут это? Илхасова надо было вызывать на соревнование, и тогда б мы были первыми.

— Первая премия — хорошо. Портрет опять же.

Не замечая иронии, Саин продолжал:

— Абдрахманова в область вызывают, говорят, за границу куда-то пошлют с делегацией.

Искандер вдруг зло спросил:

— Ты чего-приехал? Сегодня же не твоя смена?

— Я-то? — Саин засуетился. —Мне, понимаешь, предлагают старшим оператором во вторую бригаду. Посоветоваться хочу.

— А чего советоваться? Иди, — отрезал Искандер. Он встал и шагнул за порог. Дула моряна. Остро пахло нефтью и морем. Серая пелена песчаной метели окутывала промысел. В туманной мгле смутно угадывались безостановочно клюющие землю качалки. Занималось невеселое утро.