Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

В октябре уже по снегу они завершали полевой сезон. Сделали, конечно, маловато. У Юрия Караева дела шли лучше, Он как-то не так и устал. У Ируслана же — одни глаза на худом лице.

— Так как насчет «чем хуже, тем лучше»? — пошутил Юрий.

Ируслан на это ничего не ответил, только сказал:

— Ничего. Зимой камеральные работы — полегче будет, отойду.

А оно и зимой маята до глубокой ночи: обработка материалов, отчеты, планы.

Жили втроем в одной комнате в общежитии: они с Юрием и еще главный геолог экспедиции Потапенко Геннадий Иванович. Этот был постарше, поопытнее, человек судьбы нелегкой. Как-то обмолвился: «Все было: много хорошего, но и спотыкался, делал ошибки, а Север все на место поставил. Такие тут люди». Долгими колымскими ночами рассказывал им про Колыму. Про знаменитых геологов. Первым среди них называл Азиза Алескерова, их земляка. Теперь на Чукотке прииск его имени. И вообще, о чем бы ни начинал говорить Потапенко — все про людей. Ируслан, подметив эту его манеру, спросил про причину.

— Причина? — переспросил Потапенко. —А мне кажется, что все они, с кем доводилось работать, о ком наслышан, по чьим маршрутам прошел — что-то вложили в меня.

Слушая рассказы Потапенко и переживая свой минувший не очень удачный полевой сезон, Ируслан все пытался вникнуть в самую суть того главного, ради чего жили и живут тут люди: подолгу, а то и постоянно.

И настал второй полевой сезон.

На этот раз послали Ируслана на дайку Новую, что на правом берегу Берелеха. В этот раз на одного рабочего было меньше: зато один стоит четверых прошлогодних — старый шурфовщик Головинский. Он был на пенсии, а приехал на сезон.

— Подзаработать? — интересовались ребята. Головинский ответил:

— Север, ребята, не отпускает, вот что.

— Дед, что надо, — уважительно заключили ребята.

Опять потянулись тяжкие до изнеможения будни. С Головинским было полегче и то только потому, что он поднимался раньше всех и готовил инструмент, и кипятил чай, и жалел их, на себя иной раз брал больше. Он был посноровистее, навыка и опыта с лихвой. Но дед больше действовал на всех них своим спокойствием, обстоятельностью, простой житейской мудростью.

— Главное не ныть, — говорил он. А за этим стояло: не мельтеши, делай все крепко и добротно.

Ируслан, вспоминая прошлогодние свои бдения, когда вставал чуть свет, да еще вечерами оставался один в траншее, теперь заметил, что нынче стал спокойнее, уравновешеннее... А может это все, что было кругом, на него действовало: и эта дремучая тайга на сопках, и величавые белые ночи, и то, что дела у них шли неплохо, и они с перевыполнением закончили полевой сезон.

В отпуск он улетал с грустью: что там ни говори — попривык он тут за два года. Потапенко расценил невеселое настроение по-своему:

— Думать будешь?

— О чем?

— Как дальше?

Он хорошо разбирался в молодых нексиканцах, главный геолог.

— Буду, — не стал скрывать Ируслан.

Его уже заждались в Нексикане, и вдруг — телеграмма: «Прошу продлить отпуск. Женюсь. Фидаров». Начальник экспедиции, прочитав телеграмму, помрачнел:

— Останется. Жалко — железный парень.

Главный геолог успокоил:

— Не останется.

— Почему ты решил?

— Он мужик основательный.

Свадьба была двадцатого февраля, а двадцать шестого Ируслан прилетел на Колыму. Нексикан он узнавал и не узнавал. Дома вроде бы новые, и вон теплица, и детский комбинат: тут тебе и детсад, и ясли, и музыкальная школа. А еще библиотека, Дом быта, спортивный зал. Стоп! Да ведь это все было и до отъезда в отпуск! Просто он не замечал всего, занятый работой. Просто он смотрел тогда на все другими глазами. Так что же все таки случилось в его жизни?

Дали ему квартиру: комнату с кухней. Он ее отремонтировал к приезду жены Зары. Она только приехала и тут же пошла работать воспитательницей в пионерском лагере.

Полмедового месяца пробыл Ируслан с женой в Нексикане и опять — в маршрут на свою дайку Новую на берег нешумного Берелеха, заросшего ивняком. Заехали они туда тридцатого июня. Он и двое практикантов из Томского политехнического — Виктор Кравцов и Коля Дроздов. Ируслан их не понукал. Присматривался, как возьмутся за дело. Себе палатку ставил сам и не успел оглянуться — они две поставили.

— Небось в армии научили?

— Не только.

— А что еще?

Коля Дроздов пояснил:

— Ребята из института, ну те, что с вами работали в прошлом сезоне, сказали, будто у вас такая поговорка: «Если встал в круг — надо танцевать».

— Ну-ну, — усмехнулся в рыжую бороду Ируслан и долго потом вспоминал, когда же это он так говорил про круг?

Обустраивались по-хозяйски. Ждали сезонных рабочих. Те задерживались. Утром, ни свет ни заря, ребята схватились. Приготовили завтрак. Делать больше было нечего.

— Может, на объект?

— Можно и на объект, — согласился Ируслан.

Узенькая тропка долго вьется самым берегом реки, потом вдруг взвивается круто вверх, и там далеко вверху, на крутом склоне они бьют траншею: ищут золото.

Письмо от главного геолога Берелехской экспедиции.«Год мы закончили успешно. Из других событий что же: ездил я в места своей юности в Киргизию на помощь разведчикам рассыпного золота, интересно было и их опыт посмотреть. Юра Караев на курсах в Москве, прислал телеграмму — едет с женой, нужно жильем. А с жильем у нас, сами знаете, — нелегко. В общем, все, как у Ируслана. Ируслан летом ждет прибавления семейства. Сам он корпит над новым проектом работ. Запасы на дайке Новой его не устраивают. Говорит: у нас страна вон какая и нам нужно очень много золота...»

В отпуске у Ируслана один из бывших его сокурсников, оставшийся при родственниках после института, спросил:

— Много золота привез с Колымы?

— Много.

— А все-таки?

— Хватит на всю мою жизнь.

Ну как ему объяснить, что там, на Колыме, он приобрел ценности дороже золота. Стал на ноги, обрел характер. Вот зачем ему в жизни этот далекий северный поселок со звучным названием Нексикан.

1983 г.

Прости-прощай, тихий мой Емецк: старые тополя за окнами обветшалых домов, неслышная Емца с темной рябью на мелководье, луг за ней и дальше — густая гряда леса за Северной Двиной. Прощай и низкий тебе поклон за все тут прожитое.

Журавлев глубже натянул кепку на седеющие волосы и, садясь в машину, вдруг почувствовал что-то твердое в нагрудном кармане. Вспомнил: вчера, укладывая вещи, жена достала из ящика стола коробки с наградами — их, правда, было немного — и спросила:

— А это в чемодан?

Журавлев протянул руку:

— Дай-ка сюда, — и положил в карман пиджака.