Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

Подперев тяжелым кулаком подбородок, заговорил:

— Вот она, жизнь! Восемнадцать лет тяну лямку председательскую, думаешь, легко? А фронт? Окопы, бомбежки. Через все прошел. И тут не легче, чем на фронте. Не дал лодырю машину — плохой председатель. А люди сейчас вон какие стали: чуть что — в райком, в ЦК. Говорят, грубый председатель. Не грубый, а требовательный!

Алексей прервал его:

— Но давайте, Сергей Иванович, откровенно — вы ж тут, как хозяин, себя ведете. Кого хотите — жалуете; кого хотите — милуете.

— А что я, не хозяин? Вот вино, — он поднял запотелый стакан, —в нем моего больше пота и крови, чем виноградаря, потому что я за все в ответе в колхозе. Это ж понять надо на своей шкуре.

Алексею хотелось есть. Он не брал ничего в рот с самого утра, во рту пересохло. Он взял яблоко.

— Ешь, — усмехнулся председатель, — не бойся, я не скажу потом — ел, мол, ревизор, колхозные яблоки. Я не такой. Я к доброму добрый. Мне обидно только за неблагодарность человеческую.

Он замолчал, Алексей глядел за окно на белесое от зноя небо, на желтое жнивье. Обернулся к председателю и увидел, что тот плачет.

— Но ты, гляди! — председатель сжал кулак так, что побелели пальцы, грохнул по столу.

Алексей глядел на председателя и казалось ему, что не просто Сергей Иванович Коротков сидит против него. Глядит на Алексея прошлое, то, что чуждо ему, с чем он не может примириться никогда, чему он не поверит — ни этим слезам, ни угрозам. В этот миг будто двое они тут на земле, на самой стремнине жизни. И ему, Алексею, надо выдержать во что бы то ни стало.

Коротков вытер глаза рукавом, сказал:

— Какая тебе корысть, Алексей Тимофеевич? Брось к черту акт. Ревизоры, они ведь тоже разные, Тимофеич, бывают...

«Имя-отчество вспомнил», — подумал про себя Алексей, а вслух сказал:

— Нет, председатель.

Коротков стремительно встал, коротко бросил:

— Пошли!

Сели в машину. Кроме них, еще двое знакомых председателя. Ехали проселочной дорогой. Коротков опять стал уговаривать:

— Решим полюбовно...

Алексей молчал. Внезапно председатель обернул к Алексею искаженное яростью лицо, закричал: «Убью!». Алексей успел схватить его за руку, сжал что было силы. Остановились, и Алексей, ни слова ни говоря, вышел из машины...

Утром в колхозной конторе председатель, не глядя на него, сказал:

— Давай акт.

И, не читая, подписал.

Село притихло в ожидании. Что будет дальше?..

Из комитета народного контроля акт передали в прокуратуру. Шло время. Занимаясь непосредственно своими делами в райфо, Алексей не переставал думать о той поездке в колхоз. Несколько раз заходил в комитет народного контроля. Там отвечали:

— Прокуратура разбирается.

Наконец, ему стало известно, что поскольку недостача погашена, фактов хищения не установлено, к тому же Коротков строго наказан в партийном порядке — дело прекратить. Алексей сидел будто оглушенный. Как же так? Он сам убедился, как председатель разворовывал колхозное добро, видел акт, подписанный им самим. Вспомнилось: «Приговор себе подписать?»

Он пошел в райком партии и узнал, что действительно, Короткову объявили выговор, но это было еще до того, как приезжал в колхоз Алексей, и совсем по другому поводу. Выходит, зря все труды Алексеевы. Выходит, выкрутился председатель. А как же люди в селе? Что будут говорить они о нем, Алексее Степакове? А может, все так и оставить. В конце концов он ведь всего-навсего внештатный активист комитета народного контроля. Внештатный. Но как же это он всё так оставит? А совесть, его человеческая? А справедливость?

Он опять пошел в Комитет народного контроля. Это было кстати, потому что как раз из колхоза прислали еще три письма: председатель, мол, берется за старое.

— Что ж это, — недоумевает Алексей, — значит, прокуратура не разобралась до конца?

Председатель комитета долго, во всех подробностях расспрашивает Алексея о той, первой поездке его в колхоз. И приходят они к выводу, что в тот раз, по неопытности, Алексей сделал всех людей, с которыми встречался, только свидетелями, но не союзниками в поединке со злом и оттого потерпел неудачу. Теперь он должен поступить иначе...

Снова они сидят друг против друга — Алексей и Коротков.

— Все торгуете вином своим по колхозным ларькам, Сергей Иванович? Сколько там литров? Полторы тысячи? — листает блокнот Алексей.

Председатель на минуту теряется.

— Полторы тысячи литров, — машинально подтверждает он.

— Так...

Как и тогда, они опять друг против друга. За окном идет дождь. Первый за все длинное сухое лето. С ветром, с бурей, он остервенело бьет по запыленным деревьям, и зелень на них блестит свежо и молодо.

1968 г.

Накануне в городе прошел сильный дождь. И от этого на окраинах грязь была непролазная. По глубоким колеям, с заносом на поворотах черная «Волга» подкатила к неприметному дому. Из нее вышли трое: первый секретарь обкома партии Мукашев, председатель облисполкома Кушеков и его заместитель Еркинов, знакомый с человеком, к которому они ехали.

— Это здесь, — сказал Еркинов и показал на ветхий забор. На калитке сидел невозмутимый орел.

— Вы уверены?

Они подошли поближе и увидели подворье: два осла стояли, понурив головы, стайка собак резвилась на солнце, в луже плескались, опекаемые лебедем, с десяток гусей и уток.

— Откуда они?

— Бездомных подбирает.

— А сам хозяин?

— Да здесь где-то... Кирилл!

И вдруг вся живность во дворе молча кинулась к калитке. Даже орел, сидевший до этого, как каменное изваяние, с шипением повернул голову в их сторону. Еркинов спокойно сказал:

— Они не тронут.

...Он вышел к ним, улыбчивый, синеглазый, в стоптанных ботинках, в старом сером берете.

— Проходите, пожалуйста, грязно у нас. Ведь дождь...

Поздоровались. Познакомились. Секретарь обкома, улыбаясь, спросил:

— Так где эти, ваши?

— Да там они, дальше, — Кирилл стал пояснять: — Только там того... еще грязнее...

Мукашев поглядел на свои начищенные штиблеты, сдержанно пошутил:

— А мы не гордые, Кирилл Игнатьевич, ради такого дела где угодно пройдем.

— Ну что ж, — оживился Кирилл, — тогда идемте.

Он повел их за дом и показал то, ради чего они сюда приехали. Кирилл Шпак разводил кроликов. Великое множество кроликов топтало тесный двор. Он придумал на основе многих научных методов свой оригинальный способ разведения кроликов — разумный, экономный и быстрый. И когда показывал приехавшим свою схему расположения кормушек, разъяснял, что и как, секретарь обкома сказал председателю исполкома:

— А в этом что-то есть. Изучить надо.

— Надо изучить, — согласился председатель. — Но вы гляньте, ака, — и он показал на штабеля невыделанных кроличьих шкурок под навесом.