Жанна Гаузнер - Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

— Ну, так надо делать что-нибудь другое. Ведь у тебя есть связи в американском и испанском посольствах.

Он снова вытянулся на диване и положил руки под голову:

— Никогда ни один Ассурдия не служил!

— Очень мило! — разгорячилась я. — Значит, ты предпочитаешь дохнуть с голоду?

Колетт встала и вышла из комнаты. Я поняла, что ей тяжело.

— …чтоб Колетт работала? — сказала я тихо.

— Ну-ну! — усмехнулся Анжело. — Я еще не на ее содержании. Если она зарабатывает триста пятьдесят, то я получаю тысячу.

— На тысячу триста пятьдесят можно жить. С трудом, конечно, но можно. Надо вам бросить эту квартиру.

— Не могу, Жанин, — сказал Анжело почти жалобно. — И вообще, я скоро…

Он не кончил фразы.

— Как тебе не стыдно! — сказала я. — А ты еще болтал что-то насчет социализма.

— Я и есть социалист. Если я встречу знакомого рабочего, то охотно подам ему руку.

Мы сели обедать. Не было ни мяса, ни супа, но зато был хороший коньяк.

— Он не может без коньяку, — говорила Колетт.

После трех рюмок Анжело начинал врать.

— Ты понимаешь, — говорил Анжело, вытирая салфеткой потную волосатую грудь, — однажды, в Гватемале, мы с отцом поехали на кофейные плантации. Мы заночевали с пастухами в деревушке. Жара была страшная. И вот среди ночи раздается странный звук. Как будто квакает лягушка. Это кваканье продолжалось всю ночь. Наутро мы узнали, что то был человек, которого донимала икота. Он икал страшно, на всю деревню. К вечеру у него поднялась температура. Его поили водой. Заставляли не дышать. Ничего не помогло. Днем он умер. А вот еще одна история, — продолжал Анжело, выпив еще рюмку, — и это уже совсем потрясающая история. У меня был друг. Теперь он умер. Это был гениальный ученый. Он изобрел такой луч, который мог просвечивать стены, самые толстые. В ту пору я был влюблен в одну даму. Она была красавица. Однажды ночью я и мой друг подкрались к дому моей возлюбленной и навели луч на стену, за которой находилась ее спальня. Мы увидели комнату, мебель, лампу, все. Моя красавица лежала уже в постели и читала. Но луч обладал свойством просвечивать не только стены, но и материю, и кожу. Сквозь одеяло я увидел мою возлюбленную обнаженной. Она была прелестна. Но вот я начал различать и ее скелет, и ее внутренности. Билось сердце, двигалась кровь, варил желудок. Это было противно.

— А как варил желудок? — поинтересовалась я.

— Очень хорошо. Я даже мог различить, что он варит: ростбиф, картошку и мороженое. Но, повторяю, это было омерзительно! Со злостью я схватил аппарат, который испускал луч, и разбил его вдребезги.

— Ну зачем ты это сделал? — воскликнула Колетт, искренне веря, что все это было так.

Сквозь открытое окно вместе с запахом города и автомобилей полз аромат свежеполитой травы на Марсовом поле и нарядных цветов.

— Пойдем гулять, — сказал Анжело.

Все трое мы вышли на улицу. Воздуха, казалось, не было совсем. Большой парк с неподвижными деревьями и кустами походил на огромный зал, украшенный зеленью. Эйфелева башня светила, как большая лампа. Мы молча дошли до Трокадеро и направились по авеню Фриедлан к площади Звезды. От огромного количества автомобилей, которые огибали площадь, она, казалось, кружилась вокруг арки, как патефонная пластинка.

Вдали ударил гром и прокатился над городом.

— Гроза! — сказала я. — Идем домой.

Когда мы дошли до сада Трокадеро, стал накрапывать тяжелый дождь.

— Бежим! — сказал Анжело.

Он обнял Колетт, и они побежали по дорожке, посыпанной песком. Они смеялись. Их было двое. Я же была совершенно одна в жизни. И кроме покатого дивана в гостиной Анжело, у меня не было другого дома. Дождь зашумел в листьях, и молния пробежала по небу. Анжело и Колетт целовались. Это был их последний счастливый вечер, но все же счастливый! Я поняла, что хуже, чем мне сейчас, уже быть не может. Мне показалось, что-то лучшее должно произойти.

Дайна Лундборг родилась в Копенгагене. В семье было восемь детей — все девочки. Девочки были белобрысые и некрасивые. Только одна, пятая, была шатенка и хорошенькая — Дайна.

От детства остались плохие воспоминания: тугие косички, грубые шерстяные чулки, скучные обеды, строгость отца. В пятнадцать лет Дайна стала красивой. Ее отдали учиться шить. Дайна хорошо выучилась шить: у нее были легкие и ловкие руки.

В Европе была война. В Дании было тихо. Там интересовались европейскими новостями и свежими светскими сенсациями. Зимой 1916 года очередная светская сенсация была следующей: банкир Петер Холгерсен влюбился в какую-то портнишку, Дайну Лундборг, женился на ней и увез ее в Шанхай.

В Шанхае Дайна поселилась с мужем в просторном доме — с коврами, с китайской прислугой. Холгерсен делал дела, — Дайна правила новеньким авто, принимала весь Шанхай, имела любовника.

В 1919 году Дайна с мужем переехали в Париж. Парижские газеты очень позабавились тем, как жену датского банкира Холгерсена нашли в объятиях опереточного актера Жака Пероля. Развод Холгерсена наделал много шума. Дайна не потеряла головы, — она вообще никогда не теряла головы. У нее были бриллианты и красота. Она уехала в Америку. В Голливуде ее заметили. Она сыграла роль графини в картине «Черная и белая перчатка» с большим успехом. В 1926 году она вернулась в Европу и вышла замуж за немецкого барона фон Арцен.

Балы молодой баронессы фон Арцен гремели по всему Берлину. В 1931 году фон Арцен разорился и покончил с собой. Бриллиантов Дайны едва хватило на покрытие долгов. Дайна осталась на улице. К счастью, подоспело наследство, оставленное ей каким-то Джимми, который умер от чахотки. Правда, это было пустяковое наследство, всего пятьсот тысяч франков, но на первое время Дайна почувствовала себя обеспеченной.

Зиму она провела в Париже. Она сняла небольшой, уютный особняк около Люксембурга и приручила всю парижскую богему. У нее бывали Ван-Донген и Шевалье. У нее бывали и Анжело, и Эдди, и Пако. Мне довелось быть у нее несколько раз до моего отъезда в Ла-Варен. Мы с ней почти подружились. В апреле 1932 года она уехала на Капри. На Капри Дайна поселилась в отеле «Квисисана». В первую же неделю ее признали самой красивой и самой элегантной женщиной на всем острове, На нее приезжали смотреть из Сорренто и Неаполя.

Авантюра с наследным принцем Италии! Позже Дайне казалось, что никогда она не была так счастлива, как в те пять дней, проведенные на яхте принца.

Накануне был бал. Он смотрел лишь на нее, танцевал лишь с нею. Потом она получила письмо с приглашением. Яхта стояла на рейде… белая, с серебром, с развевающимся трехцветным флагом.

Дайна не хотела, нет, не хотела идти. Она боролась с собой весь день, весь вечер. Но потом пошла… ведь живешь лишь раз!.. захватив зубную щетку, купальный костюм и пижаму, — Дайна никогда не теряла головы.