Григорий Ершов - Холодные зори

Не было у Григория карты этих мест. Может быть, еще и вообще не проходили в этих местах топографы. Так и миновали сельцо, не узнав его названия.

Сильно измотался на веслах Григорий, когда к вечеру проплыли еще одну, гораздо меньшую деревушку, В ней было с десяток дворов. С реки ее закрыли низко склоненные над водой ивы. По верхней кромке берега, куда ни глянь, рос густой, невырубленный лес. Слышался могучий лесной гул. Это шумели, растревоженные верховым предзакатным осенним ветром мохнатые вершины гигантских сосен и саженные ветви разлапистых дубов.

Григорий причалил к берегу, заведя лодку в тихую гавань; она открылась позади песчаной отмели. Долго пришлось повозиться Григорию, пока он перегонял лодку к облюбованному берегу. По всей длине узенькой бухты он был вязкий и илистый. Только у самого основания косы, в глубине бухты, наконец-то Григорий нашел кусочек тверди, куда и затащил нос тяжелого баркаса. Маринка не сразу смогла встать на ноги, так затекли они и устали от долгого сидения на одном месте, И все-таки она выглядела теперь живее, чем утром, хотя по-прежнему оставалась скупа на слова. Гришу и такое начало очень порадовало.

Теперь оставалось хорошенько устроиться на ночлег.

Сначала Григорий нашел надежную тропу к роще, куда с большим трудом по болотной зыбучке довел Маринку.

Расстелив прихваченную из лодки рогожку под кряжистым необхватным дубом, что стоял на лесной полянке, брат как мог удобно устроил сестренку.

Собрав сучьев и нарубив ветвей с большой сосновой орясины, Григорий с трудом разрубил ее на три длинных и довольно толстых круглых полена. Умело сложив все это, он зажег костер.

Стало заметно темнеть. Лес и берег реки потонули в вечерних сумерках. Лишь вода еще отражала красноватую желтизну холодного заката. Подул низовой ветер, но густой подлесок неплохо заслонял новоселов от его неистовых порывов.

Костерок горел весело, согревая Маринку всполохами жаркого и светлого огня. Лишь со спины начал понемногу просачиваться холодок. Брат принес из лодки ватную поддевку, и вечерняя прохлада отступила. Приятные волны тепла от яркого, приветливого костра создавали тот особый, незабываемый уют, каким всегда памятны такие вот лесные биваки.

На всякий случай Григорий перенес из лодки весь запас провианта, кухонные, спальные и иные принадлежности, а затем и весла. Лодку длинной и прочной цепью крепко примотал к комлю толстой ракиты.

Над костром в котле давно уже булькала вода, и Григорий, заварив кусок плитки кирпичного чая, разлил его по кружкам, а в остаток кипящей воды бросил крупы для каши. Маринка стала сама следить за костром, на коленках ползала к куче с хворостом, ломала его и подбрасывала в огонь. С радостью отметив про себя и эту перемену в сестренке, Григорий с легким сердцем ушел к реке ставить переметы, а затем, отдыхая от дневных трудов, примостился с удочкой на корме баркаса. К тому времени, когда у Маринки на костре поспела каша, у брата, неожиданно для столь позднего часа, на кукане бились несколько рыбешек по полфунта каждая — карасики, два жереха и линь. Попались на крючок и ершики. Теперь можно было варить двойную уху.

Сестренка помогла почистить рыбу, и получилась знатная ушица. Рыбу ели, как в ресторане, с гарниром из недавно сваренной каши.

За глухим забором частого кустарника Григорий запалил и второй костер, а когда тот хорошо прогрел землю, брат отодвинул огонь на край поляны, тщательно палкой разгреб пепел, затушил зеленые угарные огоньки, сверху набросал ивняка, затем елового лапника и устроил мягкую постель для сестры. Неподалеку, ближе к кустарнику, лениво теплился теперь лишь небольшой огонь.

Сам Григорий устроился возле дуба, поддерживая ровное пламя в своем костре.

Впервые за много дней и ночей Маринка сразу уснула глубоким сном.

А Григорий в эту ночь почти не спал. Он то и дело подходил к Маринке, подбрасывая влажные сучья в ее чуть тлеющее огнище так, чтобы валежник не очень разгорался, но все-таки огоньки были видны издалека. Осторожность никогда не повредит: вдруг набредет волк или медведь. Кроме большого кухонного ножа, ничего не было у Григория под рукой, что могло бы служить оружием против такого нашествия. А на огонь зверь не пойдет. Опасался он также, как бы не приползла сюда на тепло гадюка или медянка, которых немало водилось в этих лесах.

Подолгу сидел Григорий то около сестры, то у своего костерка, слушал, как стонет угрюмый темный бор, и невольно на память пришли недавно читанные стихи любимого русского поэта Федора Ивановича Тютчева, Гришиного земляка, который родился, как и он, где-то в этих местах. А Тютчев, видно, не очень-то жаловал свой край родной или стихи сложились у него в такую же вот осеннюю холодную и длинную ночь.

«…Песок сыпучий по колени, — вспоминал Григорий. — Мы едем… поздно… меркнет день, и сосен по дороге тени уже в одну слилися тень».

А дальше, кажется, следующие строчки особенно жутковато вспоминать в такую ночь. Как это у него? Ах, да, об этом лесе.

Григорий, словно бы подбадривая себя, громко, вслух повторил:

И сразу побежал снова посмотреть, не погас ли сестрин охранный костерок.

— Гриша! — испуганно прошептала Маринка. — С кем это ты разговаривал?

Она уже не спала, сидела у огня и подбрасывала в него лапник из своего ложа.

— Спи, спи, — добродушно, хотя и наставительно пробурчал брат. И вдруг схватил суковатую палку и со всего маху ударил по ветвям лапника, приготовленного Маринкой, чтобы бросить в костер. Бурая, с черной зигзагообразной полосой на спине змея зашипела и быстро уползла в сторону болот.

Больше ни брат, ни сестра уже не ложились. Они развели большой костер и сидели, ожидали рассвета.

Было очень холодно. Маринка закуталась во все одежины, какие только попались под руку, хотя костер горел ярко и горячо.

А когда забрезжил рассвет и на реке немного развиднелось, двинулись дальше.

Теперь гребла Маринка. Это ей не очень-то давалось: она впервые в жизни села на весла. Лопатки весел глубоко погружались в воду, и нужного толчка, чтобы лодка двигалась вперед, не получалось. Упираться в планку баркаса Маринка могла лишь одной ногой. При каждом взмахе веслами сильная боль появлялась в бедре и в обеих ногах. Гриша лопастью короткого рулевого весла пытался выравнивать движение лодки в русле очень извилистой реки, но Маринка, неумело работая веслами, кидала ее из стороны в сторону. И лодка почти не двигалась вперед, делая лишь крутые зигзаги от берега к берегу.