Григорий Ершов - Холодные зори

Вошедший широко шагнул вперед и словно застыл. Он более не делал попытки ни продвинуться далее, ни даже заговорить. Вместе с тем и не проявил ни малейшего намерения покинуть кабинет.

Пристав сделал шаг к своему массивному столу, машинально расстегивая красивую матово-желтую кобуру револьвера.

— Вызвать дежурных! — властно крикнул пристав, не переставая следить за человеком, который столь легкомысленно посмел нарушить элементарный порядок в месте, столь опасном для любого, кто посмеет переступить неписаные суровые правила этого особого присутствия.

Но адъютант почему-то медлил и все еще находился в кабинете.

— Говорите, — обратился пристав к незваному пришельцу. Он расценил поведение адъютанта как опасение оставить и на секунду своего начальника один на один с этим субъектом и решил покончить сразу дело, выяснив поначалу хотя бы причины столь дерзкого и вместе с тем непонятного ему вторжения.

Вошедший по-прежнему молчал.

И тогда взгляд пристава упал на опущенную руку с явно зажатым в кулаке предметом. Это могла быть или граната-лимонка, или небольших размеров самодельная бомба. Приставу вдруг ясно послышалось, как тикает часовой механизм в этой стиснутой в ладони странной штуковине. Позади адъютанта замаячила еще одна фигура в штатском. Это был детина мощного сложения, внушительного роста и с недобрым, решительным взглядом широко открытых глаз. Пристав начал соображать теперь, почему так странно ведет себя адъютант и так вызывающе спокойно — этот человек, заранее и добровольно приговорив себя к смерти лишь ради одного разговора с ним, уездным приставом. К нему ведь, пожалуй, действительно дано не всякому смертному попадать по собственной воле.

Но он и сам был не из робких. «Не все еще потеряно! — подумал. — Преступнику вряд ли понадобилась бы такая длинная пауза, чтобы сразу расправиться со мною».

Он не спеша вынул из кобуры пистолет и положил его на стол. Сам отошел от него на расстояние вытянутой руки.

— Говорите, — еще раз так же холодно и спокойно обратился он к стоявшему террористу.

— Я пришел не убивать, а договориться по очень важному и неотложному делу.

— Кто вы?

— Я прошу личной аудиенции, без свидетелей.

— Я положил оружие, положите свое и вы, — ответил пристав.

— Хорошо, — согласился решительный незнакомец, — пусть мое оружие побудет в приемной. — При этих словах в кабинет, отстранив опешившего адъютанта, вошел здоровенный детина. Из рук в руки бомба была передана сообщнику, и тот вновь вышел в приемную, увлекая за собой адъютанта.

— По какому праву вы осмелились столь необычным образом явиться ко мне, милостивый государь, кто же все-таки вы? — не сдержался пристав от резкости и явного при этом любопытства.

И получил ответ:

— Права, господин высокий начальник, рабочие не вымаливают, а берут силой, не спрашивая разрешения властей и не принося им извинений. Я здесь по поручению штаба боевых рабочих дружин Волжских заводов. — Сочалов не спеша направился к столу пристава и без приглашения уселся в удобное кожаное кресло, что стояло рядом с широким столом уездного главковерха. Приставу ничего не оставалось, как сесть на свое место. Теперь пистолет оказался прямо перед ним. Его рука невольно легла на его холодную сталь.

— Напрасно играете с огоньком, ваше высокородие. В приемной дежурит куда как больший огонь. А выстрел ваш станет сигналом.

Пристав снял свою пухлую руку с пистолета.

— Говорите, — теперь уже в третий раз произнес он устало.

— От имени всех рабочих революционных организаций Волжских заводов и всех отрядов их боевых рабочих дружин я пришел заявить, господин уездный пристав: мы лишены столовой, где проводили свои собрания, лекции, цеховые и общезаводские профсоюзные и иные конференции. Наши дети не учатся в ремесленной школе. Все это занято казаками и войсками.

— Они мне не подчинены, — не преминул вставить пристав. — Вы обращаетесь не по адресу.

— Я буду договариваться не об этом. Мы вынуждены теперь собираться под открытым небом и сами отвечаем за полный порядок на своих собраниях.

— Что же хотите от меня? — пристав скривил губы в страдальческой гримасе человека, которому докучают, обращаясь не по адресу.

— Мы заявляем: полицейских нарядов больше не допустим в места наших клубов под открытым небом. Дайте указание полиции не вмешиваться в наши внутренние дела во избежание кровопролитий и ненужных жертв.

— Почему я это должен делать? — не без чувства искреннего любопытства и удивления спросил пристав, ударив холодным взглядом по напряженному, длинному, испещренному множеством глубоких морщин лицу собеседника, прочитав на нем явные следы и бессонницы и больших забот.

Сочалов неожиданно встал и бросил, с некоторым раздражением глядя в это полное, обрюзглое, хотя и холеное, рыжеусое лицо:

— Неужто господин высокий политик от жандармерии до сих пор не понял, что времена резко переменились: убита главная вера народа — вера в царя. И теперь люди уже ничего не боятся.

все чаще поют рабочие. Не приходилось слышать?

Стылые, холодные глаза пристава вдруг налились кровью. Он решительно встал. Но быстро взял себя в руки. Не та сейчас ситуация, чтобы давать волю своей горячности. Даже его полицейские десятками подают рапорты об увольнении со службы, бегут из полиции. Внутренне взбешенный, дрожа от гнева, он тем не менее почти спокойно сказал:

— Мне надо обсудить ваши просьбы с генерал-губернатором. Ответ получите у исправника заводского поселка через два дня.

Сочалов неожиданно резко, но ладно, по-военному, повернулся, оставив за своей широкой спиной и пристава, и его стол с пистолетом, и его кабинет. Широким шагом направился он к солидным, обитым войлоком и кожей дверям, вновь энергично распахнул их настежь и вышел в приемную. Вместе с боевиком-великаном рыжебородым Маленьким они покинули это грозное присутствие, тут же из-за угла вымчала к ним пролетка, и быстрые кони понесли дружинников по улицам уездного города.

— На́ твою бомбу, — Маленький сунул Прохору в руки старые медные дедовы часы-луковицу, с которыми они вошли в приемную и в кабинет самого пристава. Городового, который дежурил у дверей присутствия, перед их приходом умело отвлек Василий Адеркин, который сидел теперь на кучерском месте.

Через два дня, под вечер, исправник сам заехал на квартиру Прохора Сочалова, наделав переполох в его доме. Такие посещения обычно по меньшей мере означали обыск и каталажку.

А тут все обошлось сравнительно мирно. Власть предержащий с порога объявил волю своего непосредственного начальства, Сочалов повторил ультиматум местной организации РСДРП. Суть этой краткой встречи можно передать в одном недлинном диалоге.