Иван Коробейников - Голубая Елань

Счастливца обступили. Ждали, затаив дыхание. Костя тоже заинтересовался. Загадал: поймает — все будет хорошо, не поймает…

— О-ой! — ежился белоголовый.

— Ну-у! Чего?

— Шшокотно-о! — и вдруг вздох огорчения: — Уше-е-ел!..

Костя скомкал окурок, бросил его через перила.

«Раззя-ява!» — Медленно пошел с моста. С горы навстречу по широкой мощенной булыжником улице с грохотом двигались груженные железом ломовые. Их обгоняли, подпрыгивая и раскачиваясь на рессорах, легковые извозчики. Плыл высокий, как ковчег, фанерный «дилижанс» с высоты которого чумазый парень, распустив вожжи, равнодушно глядел на пару мосластых кляч и время от времени звонил в колокольчик. Но вот, задористо фыркая, обгоняя и «дилижанс», и ломовых, и легковых извозчиков, пробежал, поблескивая круглой спинкой, будто коричневый жучок, автобус «АМО». Костя проводил его долгим взглядом. Подходило время назначенной в редакции встречи.

…Все произошло совершенно неожиданно. Не разыскав неукротимой Марии, Костя совсем было уже хотел поставить крест на отречении от отца — черт его знает, как это делается! — как случай свел его с нужным человеком. Произошло это так.

Знакомых у Кости в городе не было, и он не первую ночь проводил на скамейках городского сада. Было тепло. Над головой в листве сирени беспокойно возилась какая-то птичка: наверное, чувствовала человека. Не спалось и Косте. Хотелось курить, но не дай бог — кто увидит. Чтоб подавить нестерпимое желание, Костя жевал горьковатые, вялые, даже на вкус пыльные листья сирени. Наконец задремал, кажется, на минуту, но когда вдруг открыл глаза — было светло. Птичка, так и не уснувшая, наверное, робко пропела короткую песенку, прислушалась, завела снова, но вдруг, с треском раздирая листву, вылетела из куста. За кустом по дорожке кто-то бежал. Топот нарастал, хрустел песок, свистело и хрипело, как из кузнечного меха. Костя сорвался с места, но не успел скрыться, как перед ним появился человек в очках, без фуражки, с разбившейся копной сивых волос. Заметив Костю, он метнулся было в сторону, но сделал несколько мелких шагов и в изнеможении опустился на соседнюю скамью. Поворачивая голову, прислушиваясь, он достал из распахнутого пиджака большой клетчатый платок и широким жестом вытер красное мясистое лицо и шею. Костя стоял и смотрел во все глаза. Что будет? Странный незнакомец утвердился на скамье, застегнул пиджак, поправил очки и в заключение всего глубоко вздохнул:

— У-уфф! — Присмотрелся к Косте и сказал: — Ну-с, молодой человек, что же вы?.. Садитесь.

Костя сел.

— Вы ничего не слышали? — после минутного молчания спросил незнакомец.

— Нет.

— Серьезно?

— Я спал.

— А-а… Ну, ну… — Незнакомец потряс своей сивой гривой. — И сейчас ничего не слышите?

— Не слышу.

— Да? Представьте себе, и я тоже ничего не слышу. Впрочем, может быть… Даже очень может быть. Мертвые телом и духом, дайте дорогу живым! — незнакомец захохотал.

«Рехнулся»… — с опаской подумал Костя. А незнакомец, словно угадывая его мысли, сделал серьезное лицо, встал, подошел и, подавая руку, церемонно произнес:

— Август Борисович Урбанов-Дольский. Сотрудник газеты. Отдел городской информации и происшествий. Прошу любить и жаловать. — Он сел рядом. — Сик транзит глерио мюнди… Непонятно? Перевожу: так проходит слава мира сего. Ясно? Или: от великого до смешного один шаг. Впрочем я должен рассказать все по порядку…

О! Урбанов-Дольский! (Которая из этих двух фамилий настоящая, которая псевдоним — не важно. Что? Непонятно, что такое псевдоним? Ну, об этом потом.) О, Урбанов-Дольский — старый газетный зубр. Мастер сенсаций. Он дает в газету материалы — пальчики оближешь. Так вот на днях из совершенно достоверных источников он узнал, что на месте кладбища (это вот тут, рядом с городским садом) намечается строительство жилых домов и (чего бы вы думали?) — кинотеатра. Заголовок будущей статьи возник молниеносно. Броский, литой, как лозунг: «Мертвые телом и духом, дайте дорогу живым». Обращение к мертвым телом объяснения не требует, а вот как быть с мертвыми духом? Ого! Тут нужно вдохновенное перо. Вся суть в том, что на кладбище ютятся беспризорники. Одним словом, идея требует воплощения, а воплощение немыслимо без фактов, без личных переживаний. Что? Вы скажете опасно? Но где же все это зачерпнуть полной рукой, как не там, среди мертвых телом и духом. Смело (заметьте — смело!) он, Дольский, направился на кладбище. В самую полночь. Все шло хорошо… То есть как хорошо? Просто он никого не встретил. Однако ощущения были. Голова полна образов. И каких! Словом, можно было уходить со спокойной совестью. Но в самый последний момент, когда он протискивался в узкую щель в кирпичной стене, раздалось: «Хаза!..».

— Их было человек десять. — заключил свой рассказ Урбанов-Дольский. — Все грязные, как черти. И все с ножами. Вот такими!.. Так вы ничего не слышали?..

Здесь надо рассказать, что же на самом деле произошло с Дольским. На кладбище он действительно никого не встретил. Тем не менее нервы его были напряжены до крайности. Почти счастливый, он протискивался в узкую щель, и тут его заметил кладбищенский сторож.

— Это кого тут черти носят? — крикнул он да так и остался с открытым ртом. Потому что тот, кто возился в щели, заверещал, как заяц, рванулся и бросился наутек.

«Хаза» и грязные, как черти, беспризорники с ножами были из будущей статьи. Костя догадывался об этом и молчал. Он прикидывал: а что если этот человек его судьба?

— Ну-с, а вы… Позвольте узнать? — спросил Дольский.

Надо было решаться.

— Я… — по телу Кости побежали мурашки. Нет, утрами в саду было все-таки прохладно… — Я сын кулака… Бежал…

Глаза Дольского расширились до предела стекла очков. Он долго не мог ничего сказать. Наконец невнятно пробормотал:

— То есть… Как это понимать?..

Костя повел хрящеватым носом.

— Да вы не бойтесь. Не из тюрьмы бежал… — И теперь начал рассказывать Костя.

Он рассказывал и не знал сам, где вымысел, где правда. Отец его — закоренелый кулак. Он замучил мать, когда ему, Косте, было пять лет. Чего только не пришлось перетерпеть. Вспомнить жутко. Попреки за кусок хлеба, брань, побои. Особенно жестоко избил его отец, когда он записался в комсомол. Что было делать? Убежал из дому, поступил в ШКМ. Помогли добрые люди. По комсомольской путевке направили в лесохимическую школу. Окончил ее, послали работать на терпентинный завод. И надо же так случиться — завод этот оказался по соседству с их деревней. Навестил отца, думал, что он образумился. Не тут-то было. Зверь зверем. А тут началась коллективизация. Проходили хлебозаготовки. Отец убил учителя — члена комиссии по хлебозаготовкам. Ну, конечно, нашлись люди, которые стали пальцем показывать на него: дескать, кулацкий сын. Начались неприятности по работе. Пришлось уволиться. И вот…