Семен Журахович - Шрам на сердце

— Спасибо. — Теперь уже у него в голосе звучало смущение.

— Вы уже не такой сердитый? Тогда позволю себе полюбопытствовать. Я слушала вас, и мне захотелось узнать, кто такая Марина Филипповна? Откровенно говоря, я вам завидую. Рядом с вами человек, которому все можно рассказать. Который понимает. А во мне все, все кипит и перекипает. Рассказываю стенам. Грустно, правда?

— А может, так легче?

— Нет, поверьте… Кто ж она, ваша Марина Филипповна?

— Она уже пожилая женщина. Муж ее ослеп после контузии. Лет пятнадцать назад. — Замолк, не зная, что говорить дальше. — Она у нас работает.

— Нелегкая судьба, — сказала женщина.

От этих слов и от того, как незнакомка их произнесла, его обдало жаром. «Я, почти тридцатилетний балбес, уже который раз обращаюсь к Марине Филипповне со своими терзаниями-бедами. Наплел!.. И даже не спросил, как чувствует себя ее муж? Могла ли она этой ночью поспать хоть несколько часов? Обо всем забыл. Собственное «я» скулило».

— Ну что ж, — услышал он голос незнакомой Марины, — мне хочется еще раз извиниться и пожелать вам…

— Что ж тут можно пожелать, — криво улыбнулся он, забыв, что она его улыбки не увидит.

— Чтоб на душе стало легче.

— Весьма расплывчатое понятие. Пожелаю и вам того же. Погодите! — его передернуло. — Теперь мне остается услышать ваше слово. Ведь вы тоже Марина. Скажите, пожалуйста, как бы вы поступили? Ну вот… Если б это с вами случилось?

— Я? — удивленно переспросила она. — Не знаю. Может быть… — голос прервался. — Может быть, так же? Наверно, так же, как вы, — уже тверже сказала она. — Встретила бы неприязненно. Потому что очень было бы больно. И так же точно поверила бы. Вообще я очень доверчива… А потом разъярилась бы — о, я бываю бешеной — и назвала бы его негодяем.

Она умолкла.

Он ждал.

— Я женщина, и потому все это, наверное, сопровождалось бы плачем.

— А дальше? А на следующий день?

— Не знаю. Это так неожиданно. И страшно.

— И все-таки? — спросил, уже нервничая.

Женщина молчала.

— Я знаю, что вы подумали, — сказал он. — Жестокий вопрос?

— Да, — глухо промолвила она.

— Простите. И можете не отвечать.

— А я все же отвечу. Я не забыла бы ни слез, ни проклятий. Однако следующего дня, верно…

— Что «верно»?

— Верно, ждала б. Воскресенья. Видите, я тоже хочу быть откровенной.

Женщина положила трубку.

— Алло! — в отчаянии крикнул он. И услышал в ответ только коротенькие издевательские ту-ту-ту.

Еще с минуту, надеясь на чудо, держал трубку. Чуда не произошло.

Сидел опустошенный в низеньком неудобном кресле. «Марине Филипповне, — подумал он, — я уже не позвоню. Нет, надо позвонить и спросить, как там у них сегодня. Нет, что звонок? Надо купить несколько апельсинов и понести. Как она обрадовалась на Новый год!.. Пусть порадуется и сегодня».

А еще подумал: идиотская история. Излился в пустоту.

«Почему же в пустоту? — возразил сам себе. — Услышали четыре стены и неизвестная женщина, которую тоже зовут Марина. А может, она выдумала, что ее так зовут? Интересно, что она сейчас делает? Грустит? Плачет?» Пытался представить ее лицо. Ведь он слышал ее голос. Этого достаточно, чтобы увидеть, какие у нее глаза. А зачем?.. А может, она вовсе и не Марина?

Вяло улыбнулся и сказал себе: какое это имеет значение?

1982

Пер. А. Островского.

Он сидел на пароходе в стороне от всех и смотрел на море не любопытным взглядом туриста, а упорно, напряженно, забыв о чашке кофе, которую держал в руке. На его крупной лепки лице лежала тень грусти или усталости.

Порой солнечные зайчики, игравшие на волнах, бросали светлый отблеск и на него, лицо на миг светлело, но заметнее становились резкие морщины в углах рта и бледность сжатых губ.

— Ах, какая поэтическая фигура! — иронически промолвила Ольга Ивановна.

— Ой, мама… Наверно, он и в самом деле романтик, — сказало Майя, не сводя глаз с незнакомца.

— Хм… уверяю тебя: начальник снабжения или треста ресторанов, — у них всегда романтический вид. — Ольга Ивановна криво усмехнулась и еще раз бросила внимательный взгляд в ту сторону, где сидел одинокий мужчина.

— О чем вы шепчетесь? — спросила пожилая женщина, она плохо слышала.

— Чудное море сегодня, бабушка, — ответила Майя.

— Хорошо, что ты обратила свой взор к морю, — заметила Ольга Ивановна. — А то…

— Мама! — покраснела Майя.

Море и правда было прекрасно. Багряное солнце вот-вот должно было потонуть в глубине, по небосводу протянулась огнистая полоса, над которой кружились и стонали чайки.

— Все точно так, как на рекламных проспектах «Интуриста», — сказала Ольга Ивановна.

— Как ты можешь, мама! — возмутилась Майя. — Там лубок. А тут… Глянь, как горит горизонт. А облака! Точно сказочные башни, охваченные пожаром.

Бабушка покачала головой:

— Все вспоминаю, вспоминаю… Вот так до войны мы с Сашей тоже ехали морем. Впервые в жизни его видели… Молодые, веселые.

— Опять ты за свое, бабушка, — махнула рукой Майя. — До войны… Это все равно что в доисторическую эпоху.

Бабушка услышала лишь последнее слово.

— Да, это была эпоха.

— Поговорили! — подытожила Ольга Ивановна.

Во время ужина на эстраду вышли оркестранты. Их было всего несколько человек, но на присутствующих сразу же обрушился звуковой ураган. Певец, покачиваясь, выкрикивал в микрофон что-то невразумительное, возможно просто набор слов на разных языках.

Несколько молодых пар, пробравшись между столиков, пошли танцевать.

Неожиданно у их стола появился тот, что сидел в одиночестве на палубе. Поклонился со сдержанной улыбкой:

— Разрешите…

Краткий миг нерешительности угадала только Ольга Ивановна.

— Разрешите пригласить вас, — обратился к ней незнакомец.

— А может быть, в таком окружении, — показала она рукой, — более подходящая кандидатура — моя дочь?

— Дочь?.. — изумился. — Я думал: младшая сестра. — И обратился к Майе: — Если позволите…

Майя вспыхнула, вскочила и, подняв голову, пошла вперед.

«Танцует хорошо, — глазом знатока оценила Ольга Ивановна. — Не мешало бы Майе занять у него немного сдержанности».

— А теперь, — сказал он, когда вернулись к столу, — я попрошу вас. Видите, выступила уже более солидная публика.

— Значит, можно и мне, старухе.

— Что вы! Что вы! Клянусь, я был уверен, что вы сестра Майи. Немного постарше…

— Чуточку, — едко бросила Ольга Ивановна. — Вижу, вы мастер на комплименты.

— Правда, только правда и ничего, кроме правды, — в голосе сама искренность.

— Вы, случайно, не актер? — произнесла иронически, — но, как и каждой женщине, ей приятно было это слышать. И еще — смотреть в грустные карие глаза.