Семен Журахович - Шрам на сердце

Размахивая трубкой, Таращук громко, так, чтобы жена и на кухне услышала, сказал:

— Вот видишь… Завтра возможна гроза. Приготовь зонтики, чтоб не забыть.

Он с доброй улыбкой смотрел на аппарат. Так смотрят на человека, принесшего приятные известия.

Теперь следовало еще проверить часы. Но жена включила телевизор и, удобно расположившись на диване, легкомысленно бросила:

— Оставь ты свои игрушки, сейчас будет кино.

Часы он проверил на следующий вечер. Заодно дозвонился до агентства Аэрофлота и узнал о времени вылета и стоимости билета до Киева и Москвы. На всякий случай…

Проходили дни. Таращук купил столик. Не инкрустированный, конечно, местной фабрики. Теперь удобно было сидеть в кресле возле столика, на котором красовался большой блокнот, карандаши в зеленом стаканчике и алфавитная книжка, где были уже записаны телефоны разных служб, справочных бюро, двух кинотеатров, гастронома и жэка. Да еще поликлиники, где жена работала медицинской сестрой.

— Сможешь позвонить, когда понадобится. Без телефона как без рук…

— А на кой черт мне звонить? — Жена даже рассердилась. — За день наговоришься — язык распухает.

Как-то вечером раздался звонок. Таращук вздрогнул и кинулся к аппарату.

— Алло! — степенно проговорил он, сделав рукой успокаивающее движение: жена уставилась на него испуганно расширенными глазами. — Что-что?

Из трубки доносился пронзительный женский голос:

— Немедленно позовите Михаила Тимофеевича!

— Куда вы звоните?

— Знаю куда! Давайте сюда Михаила, а то я такое устрою…

Когда у неизвестной не хватило воздуха, Таращук успел крикнуть:

— Вы ошиблись, должно быть. Это квартира Таращука…

В ответ послышался слезный вопль:

— Не нужно мне никакого Таращука!

Женщина, видно, бросила трубку, но и в коротких гудках еще звучали стенания неизвестной.

— Какое бескультурье, — покачал головой Таращук. — Надо уметь пользоваться телефоном.

— Разумеется, — бросила жена. — Поучились бы у тебя.

— Что ты понимаешь!

На следующий день тоже зазвонил звонок. Сугубо деловой. С телефонной станции предупреждали, что абонентную плату следует вносить вперед. Не допускайте задолженности. Иначе аппарат будет отключен.

— Знаю. Благодарю за внимание.

Женщине, которой надоело повторять одно и то же абонентам, вдруг стало весело. Она засмеялась и нежно пропела:

— Приятно слышать.

Отныне вечерние часы, которые Таращук до сих пор отдавал телевизору, были заняты одной тревожной мыслью: кому позвонить? Ни у кого из соседей еще не было телефона, да и соседей он почти не знал. Новый массив. Люди со всех концов. А еще и характер Таращука. Очень неохотно шел на новые знакомства, старые же как-то незаметно обрывались.

Самое слово «соседи» издавна приобрело для Таращука неприятный привкус. Оно напоминало о коммунальной квартире, в которой ему долго пришлось прожить. Что ни говорите, а коммунальная квартира, даже при наилучших отношениях, не является идеальной формой сосуществования.

В связи с переездом на новую квартиру Таращук сменил и место работы. Огромное заводоуправление, многочисленный штат бухгалтерии. Он еще не успел разглядеть, кто чего стоит. Знал, что телефон есть только у Кривозуба да у главного бухгалтера. Кривозубу звонить нечего, от его болтовни и на работе трещит в ушах. А главный запретил беспокоить его дома.

Вот если б придумать что-нибудь очень важное в связи с квартальным или полугодовым отчетом — тогда дело другое. В счетном деле тоже возможны рационализаторские предложения и, если хотите, открытия. Однако сколько ни терзал себя Таращук, никакая рационализация не приходила ему на ум. Так что о звонке к главному не могло быть и речи.

Два или три вечера Таращук упорно разыскивал письмо, которое получил год назад. Жена несколько раз, уже раздражаясь, спрашивала: «Что ты там ищешь?» — «Документ пропал». — «Какой еще документ?» — «Важный». — «Куда же ты его девал?»

В том-то и дело, что он сам не знал, куда сунул письмо от земляка, почти забытого и, как считал Таращук, ничем не примечательного. Земляк писал о себе, о своей родне, приглашал погостить, вместе поехать куда-нибудь в отпуск. Письмо было длинное, сентиментальное. В конце земляк предлагал вместе заняться розысками школьных товарищей, чтоб устроить потом торжественную встречу…

«Нечего ему делать», — проворчал тогда Таращук и ткнул письмо куда-то, чтоб не мозолило глаза. Теперь оно было ему позарез необходимо. Там был адрес: Донбасс и какой-то город на букву «К». Какие же там города на эту букву? Краматорск? Нет, что-то другое. Кадиивка? Теперь это как будто Коммунарск?.. Нет, что-то не так. Может быть, Константиновка? Опять-таки нет, там было короткое слово.

Вспоминал, как четко, типично канцелярским почерком был написан обратный адрес. По адресу можно было бы узнать и номер телефона. А если у земляка нет квартирного телефона, то можно было бы пригласить его на телефонную станцию. «Добрый вечер, друг землячок! Как поживаешь? Что новенького? Кого из наших разыскал?» Земляк удивленно спросит: «Откуда говоришь?» — «Из дому, конечно». — «О-о!..»

Письмо затерялось бесследно. Таращук вспомнил, что он на него так и не ответил.

В начале каждого месяца Таращук вынимал из ящика маленькие книжечки, аккуратно выписывал на листках все, что надлежало писать на уведомлениях и квитанциях, и шел в сберкассу платить за квартиру, за свет, за газ. И разумеется, за телефон.

Как-то осенью, когда он занялся этим делом, желтая абонементная книжечка вызвала у него злость и раздражение. Жены не было, уехала к дочке, и ему ни к чему было таиться. Швырнул эту книжечку обратно в ящик и с грохотом задвинул его. Потом выругался, толкнул ногой столик, снял трубку и бросил на пол. Аппарат подпрыгнул и чуть не упал. А трубка на полу загудела длинно, тоскливо. Так, как скулит собака холодной зимней ночью.

Через несколько дней скучный голос с телефонной станции напомнил ему об оплате. Он молча положил трубку.

Аппарат отключили. Теперь черная трубка уже не скулила и не тревожила.

Когда в свободную минуту Кривозуба опять распирало желание рассказать о новых достижениях взаимного телефонажа, Таращук кривил губы в презрительной усмешке. Так опытный человек, следя за ловкими руками карточного фокусника, наперед знает, в чем тут трюк.

Как-то к нему подошел тихий, молчаливый бухгалтер Панчишин и, заикаясь от радости, сказал:

— Я… я уже т-тоже дождался о…очереди.

— Какой очереди?

— На телефон! — голос стал уверенным. — Все в порядке. Только сейчас нет аппаратов…

— Бросьте, бросьте! — с неожиданной для самого себя горячностью воскликнул Таращук. — Нет покою ни днем ни ночью. Звонят, звонят…